– Но вы и прежде разыгрывали людей, – возразила Кресси. – Неужели свет будет так уж сильно шокирован?

– К сожалению, будет, – резко ответил Эвелин. – Господи правый, Кресси! Я был куда лучшего мнения относительно вашей сообразительности! Прежде мы такое делали исключительно ради развлечения. Розыгрыш – это одно, а тут дело серьезное.

– Милый мальчик! Именно об этом говорит Кит, – с несколько виноватым видом заявила леди Денвилл. – Мне с самого начала не следовало просить его о помощи. Это моя вина… Я только думала, что, случись такое, ты бы ради брата тоже пошел на обман.

Быстрая перемена в выражении его лица выдала разницу, существующую между взрывоопасным характером Эвелина и более уравновешенным Кита. Складки озабоченности, прежде пересекавшие его лоб, разгладились. В глазах затанцевали бунтарские огоньки. Лицо приняло бесшабашное, веселое и дерзкое выражение. Граф рассмеялся.

– Вы не ошиблись, дорогая, – сказал он матери. – Я бы поступил так же, не раздумывая! – Бросив полный дерзости взгляд в сторону почтенной вдовы, Эвелин обратился к ней: – С таким же успехом, мадам, вы могли бы порицать моего брата за то, что он дышит. Кестер просто не мог поступить иначе, не мог не прийти мне на помощь. На его месте я сделал бы то же самое. Однако, насколько я его знаю, брат с великой неохотой занял в тот вечер мое место, подчиняясь лишь крайней необходимости. Случись мне влезть в его шкуру, ни малейшей неловкости я не испытал бы. Не знаю, смог бы проделать все столь же искусно, как это, видать, удалось Кестеру, но я, безусловно, получил бы несказанное удовольствие от такой проказы, а ему приключение не доставило никакой радости.

– Без сомнения, – отрезала леди Стейвли. – Ваш дядя Брамби мог бы не рассказывать мне о том, что ваш брат стоит дюжины таких, как вы, молодой человек. У меня самой есть глаза.

– О, всякий подтвердит правоту его слов, мадам! – весело заверил ее Эвелин. – Я знаю только двух людей, которые стали бы отрицать столь очевидную истину: это сам Кестер и моя матушка, для которой мы оба вне критики. Конечно, мы не столь совершенны, как кажется маменьке, однако, поверьте, леди Стейвли, ни он, ни я не пошли бы на подмену, знай мы, что это когда-нибудь выплывет на поверхность или обман придется поддерживать столь долго. Мой брат отправился в тот вечер к вам, свято веря, что либо я забыл о званом обеде, либо случилось нечто непредвиденное, что задержало меня, и я обязательно объявлюсь в самое ближайшее время. Со мной действительно стряслась неприятность: вследствие несчастного случая я потерял сознание и пролежал так несколько дней. Когда же пришел в себя и понял, что назначенный день давным-давно минул, я решил, что снова все испортил, впрочем, по правде говоря, я был слишком слаб, страдал после падения, так что это особо не заботило меня. Если бы я знал, что мой брат сейчас в Англии и отчаянно борется, спасая мою честь, то поспешил бы, но я ничего не знал до тех пор, пока не увидел ту заметку в газете. К тому времени Кестер преуспел в своем маскараде, ибо, раз вступив на эту дорогу, он уже не смог с нее свернуть. А еще брат понял, что раскрой он правду сейчас, и последствия для меня будут еще хуже, чем если бы он вообще не пытался мне помочь… К тому же он влюбился в Кресси, а она – в него. Но я хочу, чтобы вы поняли, мадам: он всего лишь желал спасти мою честь.

– И мою, – вставила девушка. – Я об этом уже думала… И крестная так считает… Что бы ни случилось дальше, я должна быть весьма признательна им за то, что они избавили меня от унижений, которые ожидали бы меня, если бы никто в тот день не приехал.

– Очень благородно, – признала вдовствующая особа, а затем жалобным тоном пожилой леди, вот-вот готовой свалиться с ног от полного телесного истощения, добавила: – Я не желаю больше слушать эту несусветную чушь. Найдите выход из затруднительного положения, в котором мы оказались, а не болтайте об одном и том же. Ежели вам это удастся, вы получите мое благословение. Пускай Кресси выходит замуж за вашего брата. Это мое последнее слово!

– Ну, коль так, то надо – значит надо, – сказал Эвелин. – Однако я пока считаю, что Кестеру следует продолжать быть мной, а я стану им.

Вдовствующая леди бросила на графа пренебрежительный взгляд. Кресси рассмеялась. Сэр Бонами не обратил на его слова никакого внимания. А вот леди Денвилл с серьезным видом произнесла:

– Нет, дорогой, об этом и речи идти не может! Представь только, как трудно тебе будет в Вене! Выдавать себя за Кита! Ты же, дорогой, ничего не знаешь о внешней политике, даже не ведаешь, кто есть кто в ней.

– Святые небеса! Не будьте столь наивной! – вспылила почтенная вдова, вновь рассердившись. – Ежели вы, лорд Денвилл, ничего не можете придумать умнее, чем отпускать дурацкие шутки…

– Вовсе не шутки, – упрямо настаивал на своем Эвелин. – Кестер смог бы без особого труда играть свою роль. А мама отнюдь не наивна. Она сразу же поняла слабое место в моем плане: я ничего не смыслю в политике.

– А я ничего не смыслю в управлении имением, – вставая, промолвил Кит. Подойдя к пожилой леди Стейвли, он обратился к ней: – Можно кое-что предложить вам, мадам? Я понимаю, вы весьма, должно быть, устали, но мне кажется, выход есть.

– Ох! – выдохнула Кресси, поднимая на молодого человека глаза, светящиеся доверием. – Я была уверена, что вы найдете выход… Ох! Дорогой!

– Ладно… будем надеяться, что так оно и есть, – сердито промолвила почтенная вдова.

– Конечно, он все придумал наилучшим образом, – произнес Эвелин, ошеломленный отсутствием веры в изобретательность своего брата. – Продолжай, Кестер. Рассказывай.

Кит не смог сдержать смешок и при этом слегка покраснел.

– Я расскажу, но боюсь, пока что мой план несколько сыроват. Мне кажется, так можно преодолеть все трудности, стоящие перед нами, хотя я, вполне возможно, выпустил что-то из виду. Как ни печально, но все у нас уж слишком запутанно. – Оглядев собравшихся, он продолжил: – Ну, думаю, прежде всего надо вернуть Эвелина на его место. В Рейвенхерсте это сделать не удастся, однако я не вижу причины, зачем ему обязательно хоронить себя в Лестершире. Ему нет никакой необходимости ехать дальше Хилл-стрит. Бригг ничего не заподозрит, потому что он весьма близорук. Полагаю, это касается и Динтинг. Я, когда жил на Хилл-стрит, старался держаться от нее подальше.

– А как насчет моего плеча? – перебил его Эвелин.

– Каким образом лондонские слуги могли узнать, когда и как ты его себе повредил? Это местные слуги могут догадаться, поэтому завтра по дороге в Лондон нужно перевернуть твой фаэтон, что объяснит, почему ты приехал на Хилл-стрит в наемном экипаже.

– Погоди минуточку, Кестер! – молвил Эвелин. – Какого черта мне ехать в Лондон, если все знают, что я здесь принимаю гостей? Господи! Даже мой дядя не поверит, что я настолько сумасброден.

– Ты поедешь в Лондон встретиться со мной, братец. Завтра я пошлю Челлоу, чтобы он забрал корреспонденцию с почтовой станции, и он привезет мне письмо, которое я пошлю самому себе. Матушка будет в восторге, а я, постаравшись должным образом действовать в соответствии с твоей всем известной импульсивностью, помчусь в Лондон в твоем фаэтоне, взяв с собой Челлоу. По дороге мы заедем в домик Пинни. Там ты займешь его место, и будем надеяться, Господь нам поможет и до Ист-Гринстеда мы не повстречаем никого, кто мог бы узнать тебя.