Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Крик, который вырвался из широкой груди Давыдова, заставил вздрогнуть стеснившихся около него сотрудников.
— Череп, череп! — завопил профессор, уверенно расчищая породу.
— Попался, небесный зверь или человек! — с бесконечным удовлетворением сказал профессор, с усилием разгибаясь и потирая виски».
Находка черепа — первый кульминационный взрыв. По детонации — второй взрыв. Его можно сравнить с глубинным: примчавшийся по зову коллеги из Ленинграда в Москву Шатров, сгорающий от нетерпения, отказывается сию же минуту увидеть череп пришельца. Он хочет сначала поделиться с Давыдовым своими выводами о строении неведомого мыслящего существа, говоря: «Очень интересная проверка: может ли наш ум предвидеть далеко, верен ли путь аналогий, исходящий из законов нашей планеты, для других миров?»
Шатров анализирует условия образования и развития жизни, эволюцию на Земле и в космосе. Вывод: «всякое другое мыслящее существо должно обладать многими чертами строения, сходными с человеческими, особенно в черепе. Да, череп, безусловно, должен быть человекоподобен».
Шатров ликует: его анализ верен. Он получает от друга право первым изучить череп и опубликовать его описание. В науке нет монополий — она принадлежит всем, это мощно и уверенно утверждает Давыдов.
Но это ещё не финал. Впереди синтез. Шатров берёт в руки таинственный диск, и действие получает новое развитие. Разглядывая диск в ярком свете специальной лампы, он замечает глаза, «взглянувшие ему прямо в лицо». Терпеливая полировка диска — «и оба профессора невольно содрогнулись. Из глубины совершенно прозрачного слоя, увеличенное неведомым оптическим ухищрением до своих естественных размеров, на них взглянуло странное, но несомненно человеческое лицо».
Взгляд громадных выпуклых глаз, исполненных «безмерного мужества разума, сознающего беспощадные законы Вселенной», не поверг земных учёных в смущение. Радостное торжество пронизало Шатрова и Давыдова: «Мысль, пусть разбросанная на недоступно далёких друг от друга мирах, не погибла без следа во времени и пространстве. Нет, само существование жизни было залогом конечной победы мысли над вселенной, залогом того, что в разных уголках мирового пространства идёт великий процесс эволюции, становления высшей формы материи и творческая работа познания…»
Человеческая мысль — дар Прометея, огненный мост, который соединит обитателей далёких планет, «звёздных кораблей» Вселенной. Лёд экзистенциального одиночества расплавляется перед ощущением множественности обитаемых миров.
В феврале 1947 года, после почти полугодовой Монгольской экспедиции, Ефремов сообщает Быстрову, что «соорудил последний рассказ о Вас и мне». «Рассказ вышел целой небольшой повестью, но ещё нужно его немного подработать, прежде чем выпускать в печать. Но до этой подработки мне хотелось бы, чтобы этот рассказ Вы прочли. И сделали к нему свои замечания».[177]
Уже в июле 1947 года повесть «Звёздные корабли» начинает публиковаться в широко известном научно-популярном журнале «Знание — сила», заняв немалую часть книжек с седьмого по десятый номера. В следующем, 1948 году она выходит отдельным изданием.
Если смотреть на «Звёздные корабли» вне рамок фантастического сюжета, то сразу замечаешь: повесть действительно «о Вас и мне». В образе Шатрова автор рисует детальный, живой портрет своего друга Быстрова, рисует без лакировки, со всеми особенностями его характера. В образе Давыдова, энциклопедиста и атлета, вдохновенно выступающего перед аспирантами, яростно ругающего корректоров или отмеривающего шагами площадь раскопок, предстаёт перед нами сам Ефремов — так же живо, во всём многообразии отношений и взаимодействий.
Ярко и весело описана встреча друзей — первая за многие годы. Мы отчётливо видим Быстрова, впервые после пяти лет разлуки входящего в кабинет Ефремова — «по обыкновению быстро, слегка согнувшись и блестя исподлобья глазами». И как искренне звучит в устах Давыдова-Ефремова приветствие: «Сколько лет, дорогой друже!»
«Звёздные корабли» — единственное произведение, где Ефремов точно рисует портрет друга и автопортрет:
«Сухой, среднего роста Шатров казался совсем небольшим рядом с громоздкой фигурой Давыдова. Друзья во многом были противоположны. Огромного роста и атлетического сложения, Давыдов казался более медлительным и добродушным, в отличие от нервного, быстрого и угрюмого приятеля. Лицо Давыдова, с резким, неправильным носом, с покатым лбом под шапкой густых волос, ничем не походило на лицо Шатрова. И только глаза обоих друзей, светлые, ясные и проницательные, были сходны в чём-то не сразу уловимом, скорее всего — в одинаковом выражении напряжённой мысли и воли, исходившем из них».
Ключевая фраза взаимодействия двух учёных вложена в уста Давыдова. Сделано невиданное открытие — найден череп небесного пришельца, и требуется его изучить и описать. И право сделать это Давыдов предоставляет изумлённому научной щедростью Шатрову, говоря: «Поверьте, старый друг, я совершенно искренен. Разве мы не делились за всю нашу совместную работу интересными материалами? Позже вы поймёте, что и тут произошёл такой же раздел. Я не хочу забирать себе всего. Мы одинаково смотрим на науку, и для нас обоих важнее всего её движение вперёд…»
Эта тема позже будет актуальной в реальном взаимодействии двух учёных — Быстрова и Ефремова.
В «Звёздных кораблях» мы встречаем и других узнаваемых персонажей. В одном из эпизодов появляется профессор Кольцов, заместитель директора института, срисованный с Юрия Александровича Орлова: «На лице Кольцова, обрамлённом короткой бородкой, блуждала язвительная усмешка, а тёмные глаза печально смотрели из-под длинных, загнутых, как у женщины, ресниц».
В аспиранте Михаиле с густыми рыжеватыми волосами, оживлённо беседующем с девушкой Женей, запечатлён портрет Анатолия Константиновича Рождественского, который во время написания повести как раз был аспирантом Ефремова.
В Средней Азии ведёт раскопки палеонтолог Старожилов, в котором мы узнаём товарища Ефремова по Чарской экспедиции Нестора Ивановича Новожилова: «Скуластое лицо наумного сотрудника заросло до глаз густейшей щетиной, серый рабочий костюм весь пропитался жёлтой пылью. Голубые глаза его радостно сияли.
— Начальник (когда-то Старожилов, ещё студентом, много ездил с Давыдовым и с тех пор упорно называл его начальником, как бы отстаивая своё право на походную дружбу), а я вас, пожалуй, обрадую! Долго ждал — и дождался! Отдохните, покушайте, и поедем. Это крайний южный котлован, с километр отсюда…»
Именно этот котлован подарит удивительную находку — череп «небесной бестии».
Узнавали себя в персонажах повести и другие люди.
Видимо, сочетание дерзкого фантастического сюжета с живостью и ощущением правды изображаемого и привело к успеху повести. Уже в 1950 году она была переведена на шесть языков, а позже их число приблизилось к двадцати. Среди них — английский, французский, итальянский, китайский, корейский, японский, хинди и бенгали.