– А кто такой Кэмерон? – спросил Крис. – И ты что, назвала меня «легавым»?

На нем были синие брюки из непромокаемой ткани и облегающее черное поло, выделяющее рельефность рук, груди и живота. Сбоку на воротнике был прицеплен полицейский значок; одно из остриев золотой звезды почти подпирало его подбородок.

– Нет, серьезно, если ты втихаря куришь травку с каким-то Кэмероном, то давай обсудим это, но сначала скажи мне, куда ты переложила детскую смесь, иначе к нам скоро вызовут органы опеки.

– Чьи органы?

Лицо Криса вмиг выцвело и вытянулось. Он придвинулся ближе, и постель прогнулась под его тяжестью.

– Джейми, что происходит? – испуганно прошептал он, а затем приложил широкую ладонь к моему лбу и застыл так на несколько секунд, измеряя температуру. – Наверно, доктор был прав. Тебе надо чаще бывать на свежем воздухе и проводить время с друзьями, – вздохнул он и пригладил мои волосы, растрепанные после сна. – Давай выберемся сегодня в город. Позовем Элис с Себастьяном, может, Барб подъедет… А я попрошу Мэгги посидеть с Дэйном. Она как раз заканчивает в три. К семи я буду уже дома.

– Крис, – я сглотнула и сжала губы, тронув пальцами его щеку.

Теплая, чуть колкая от проглядывающей щетины. Он непроизвольно прикрыл глаза, целуя меня в кисть. В груди защемило: как я могу расстроить его тем, что не помню даже тех имен, что он сейчас произнес? Да что там: я не помню и дома, в котором очнулась! Я должна была признаться и рассказать ему, но раздавшийся звук расставил все на свои места.

Пронзительный детский плач, и мир вокруг обрел закономерный смысл.

– Боюсь, без тебя я бессилен, – застонал Крис виновато. – Спустись со мной, пожалуйста. Черт… А я ведь хотел дать тебе отоспаться. Извини, – он чмокнул меня в нос и поднялся на ноги. – Не торопись, я попытаюсь его успокоить. Вдруг получится? Но смесь все равно надо найти…

– В ящике под раковиной, – вдруг на автомате выдала я. – Я убиралась вчера и случайно забыла ее рядом с моющими средствами. Я ужасная домохозяйка, знаю.

– Мне и не нужна домохозяйка. У нас уже есть Элис, – ухмыльнулся Крис, выходя за дверь, и игриво подмигнул напоследок. – А вот любимая женщина – в самый раз. Готовь платье к вечеру!

Я взяла с кресла джемпер и надела его на себя. В бледно-голубых катышках и неприлично растянутый, он пах лавандовым ополаскивателем и дымом от костра. Шерстяная ткань натирала кожу, но мне сделалось так невероятно уютно в нем, что это можно и потерпеть.

Я размялась, с хрустом вытягивая позвоночник, и выглянула из окна. На стекле красовалась морозная живопись – завитки ледяных поцелуев. Сквозь них проглядывались горные шпили и круглое, прозрачное озеро.

В доме пахло яблоками, а полы были теплыми, как и деревянные стены, выкрашенные в васильковый. Наверху было всего две комнаты, и я сбежала босиком вниз по винтовой лестнице, выходящей в гостиную. Огонь в камине трещал, убаюкивая маленький дом. Повсюду стояли цветочные горшки, а в углу – старое кресло-качалка, заправленное одеялом. Даже в мягких игрушках, заботливо сложенных на диване, чувствовалась любовь, которая здесь жила.

Я задержалась перед одной фоторамкой, запечатлевшей счастливых меня с Эшли, когда надрывный плач повторился. Моя нерасторопность вдруг показалась мне сущим эгоизмом, и я без раздумий влетела на кухню. Если человечество, невзирая на свою изобретательность и интеллект, и впрямь повинуется инстинкту, то тот, что призвал меня, был сильнее всех.

Нельзя было окрестить его иначе, чем «материнский».

– Что произошло? – встревоженно спросила я. – Ударился? Только не говори, что ты случайно сел на его любимого динозаврика.

– Это было всего один раз, – в сердцах оскорбился Крис. – Шнаппи жив. Вот он, смотри!

Крис потряс перед зареванным личиком малыша пластмассовым велоцираптором, но тот отвернулся от него. Дело явно было не в этом. Плач нарастал и спустя секунду сменился ревом взахлеб. Крис отложил динозавра и вытянул сына под руки, вытаскивая из детского стульчика для кормления. Я ошеломленно наблюдала, потерявшись где-то в приятном покалывании на кончиках пальцев.

Крис нежно улыбнулся, целуя малыша в живот, и тот немного отвлекся на его щеки, с любопытством ощупывая их. Это выглядело как зеркало из прошлого в настоящее – Крис будто смотрелся в отражение, настолько одинаковыми были их голубые глаза. Ребенку недавно исполнился год, но у него уже проявились отцовские черты: светлые волосы и вздернутый нос. Меня кинуло в жар от этого зрелища – топливо из умиления и непонятной грусти, с которой я потянулась к сыну, когда он снова зашелся плачем.

– Дай его мне.

С небывалой уверенностью я взяла Дэйна на руки, и, когда он затих, тяжесть непонятных переживаний в груди исчезла сама по себе.

– Фух, – Крис облегченно улыбнулся. – Это все ты.

– Что «я»?

– Не узнаешь свой же капризный характер?

– Может, тогда стоило поискать покладистую женщину, которая родила бы тебе покладистого ребенка?

– Вот об этом я и говорю, – ухмыльнулся Крис, целуя меня, и я закрыла глаза, не желая отрываться от его губ. – Я… Я забыл, что хотел сказать, – хрипло прошептал он, целуя глубже. Ему приходилось наклоняться, осторожно обнимая не только меня, но и сына, зажатого между нами. – Я так опоздаю на работу. Опять. Хотя…

– Нет уж, иди! После прошлого раза, когда ты так задержался, у нас появился Дэйн.

Он отстранился, напоследок игриво лизнув мои покрасневшие губы, и подхватил со спинки стула куртку.

– Мэгги поможет тебе с ужином, а в семь мы идем в Forgy's, – проговорил он, застегивая кобуру. – Передай ей привет.

Парадная дверь закрылась за ним, запуская холодный ветер под плотный джемпер. Вздохнув, я опустила взгляд на сына. Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами-льдинками и засмеялся, когда у меня громко заурчал живот.

– Пора кушать, – сказала я и, посадив его обратно в стульчик, открыла шкаф. – Где там твоя молочная смесь и мамины тосты?

– Интересно, Ливви говорит правду, что в это время вы видите сны?

Я мотнула головой, озираясь, пока не поняла, что голос исходит из включенной радионяни на подоконнике. Напрягшись, я взяла рацию и поднесла к уху, прислушиваясь.

Дэйн швырнул на пол разогретую бутылочку и снова засмеялся. Она треснула, и молоко растеклось по всей кухне под его торжествующий щебет.

– Грязнуля, – цокнула я и, выключив радионяню, двинулась в ванну за шваброй и чистыми полотенцами.

Стиральная машинка гудела, и я умылась водой из-под крана, мельком посмотревшись в зеркало. Мое лицо в нем расплывалось: взгляд никак не хотел сосредотачиваться. Казалось, я выгляжу старше, чем должна быть. Потускневшие веснушки, слишком длинные волосы… Я попыталась приглядеться к себе снова, но внимание ускользало, концентрируясь на мелочах: коралловой мозаике над ванной, стаканчике с зубными щетками… Ощущение, будто наблюдаешь за собой в экране телевизора, но все равно чувствуешь холод воды и керамики под пальцами. Натуральная ненатуральность.