Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но печенье-то будешь, наверное?
Мальчик покачал головой:
— Нет, спасибо. Я не голоден.
Он втянул голову в плечи, пытаясь стать невидимым.
Альберт взял с подоконника розовую ракушку:
— Ты когда-нибудь видел такую раковину?
— У нас такая дома есть, — сказал мальчик.
— А откуда?
— Папа привез.
Ссутулившиеся щуплые плечи мальчика походили на два крылышка. Он закусил нижнюю губу и уставился на персидский ковер, как будто ничто на свете его так не интересовало, как замысловатые арабески. По телу ребенка пробегала дрожь.
Альберт смутился и посмотрел на вдову. Та молча покачала головой. Он чувствовал себя глупо.
— Возможно, у меня есть что-то, чего ты еще не видел, — сказал он, чтобы нарушить тишину. — Пойдем-ка.
Он взял мальчика за руку и провел в кабинет по соседству. На подоконнике стояла деревянная модель «Принцессы». Модель была большая, больше метра в длину и почти столько же в высоту. Альберт взял ее, аккуратно перенес в гостиную и поставил на ковер:
— Обычно я никому не даю с ней играть, но тебе можно, если обещаешь быть осторожным.
— Обещаю.
Вошла экономка с кофе, Альберт сел напротив вдовы. Мальчик исследовал якорь. Затем осторожно повернул штурвал. Стал медленно подталкивать «Принцессу» по ковру. Держа корабль обеими руками, он раскачивал его из стороны в сторону, подражая звуку волн и шуму ветра в парусах.
Альберт поглядывал в его сторону. Увидев, что мальчик совершенно погрузился в игру, он повернулся к вдове:
— Я же сказал, что ничего не понимаю в детях.
Фру Расмуссен рассмеялась:
— Об этом вам не стоят беспокоиться. Считайте просто, что он член вашего экипажа. Младший. И будьте капитаном, как обычно.
— С какой стати ему захочется общаться со стариком вроде меня?
— Ему хочется. Для него вы — сам Господь Бог. Просто рассказывайте ему о своих путешествиях, приключениях, и у вас будет такой слушатель, какого никогда еще не было. А теперь хватит протестовать, потому что комплименты закончились.
* * *
На следующий день Альберт зашел за Кнудом Эриком. Тот жил на Снарегаде, в южном околотке, как мы говорим. Клара Фрис была на сносях, и скоро ей предстояло родить. Под шалью угадывалось большое, грузное тело. Удивительно, но он не мог вспомнить, встречал ли ее раньше. Марсталь — маленький город, а он теперь его и не знает, хотя прожил здесь столько лет.
Она пригласила его на кофе, но он отказался. Не хотел причинять беспокойство. А еще хотел, чтобы все поскорее закончилось. Он все еще чувствовал, что его заманили в западню, и раздражение против фру Расмуссен не проходило.
Мальчик молча шагал рядом. Они направлялись в порт. День был ясным, солнечным. На мальчике не было рукавиц, руки от холода покраснели.
— Куда ты дел варежки?
— Потерял.
Они дошли до порта по Хаунегаде и молча стояли, глядя на воду. За ночь она покрылась тонким слоем льда. Иней искрился на солнце. Альберт не знал, что сказать мальчику. О чем вообще говорят с детьми? В нем снова поднялось раздражение.
— Пойдем, — сказал он Кнуду Эрику, который застыл при виде замерзшей воды.
Они пошли дальше, вдоль набережной, мимо угольной площадки, к Принсеброену.
— А как это, утонуть? — спросил мальчик.
— Рот наполняется водой, и в конце концов становится невозможно дышать.
— А ты тонул?
— Нет, — ответил Альберт, — когда тонут, то умирают. А я живой.
— А все в конце концов тонут?
— Большинство людей не тонут.
— Мой папа утонул, — сказал мальчик таким тоном, как будто этот вид смерти давал ему некий повод для гордости и возвышал его отца.
Затем продолжил уже менее уверенно:
— А если утонул, потом больше не вернешься?
— Нет, больше не вернешься.
— А мама говорит, что папа теперь ангел.
— Надо слушать, что мама говорит.
Альберта раздражал этот разговор. Он боялся, что мальчик расплачется, он не справится и придется отвести его домой. Но так не годилось. Он не мог вернуться с плачущим ребенком. Это поражение, все равно как потеря груза или кораблекрушение. И Альберт попытался отвлечь внимание ребенка. В гавани было полно судов, они стояли рядышком у просмоленных свай. Некоторые по причине войны, другие встали на зимнюю стоянку. И не видно было никаких признаков того, что времена Марсталя — портового города прошли.
Альберт показал на корабли.
— Ты будешь моряком? — спросил он и тут же пожалел.
— А я утону, как папа?
— Большинство моряков возвращаются домой. Стареют, как я, и в конце концов умирают в своих постелях.
— Я хочу быть моряком, как папа, — сказал мальчик. — Но не хочу утонуть, и чтобы меня рыбы съели, и в своей постели тоже умирать не хочу, потому что в постели спят. А нельзя вообще не умереть?
— Нет, — ответил Альберт. — Нельзя. Но ты еще маленький. У тебя впереди много лет жизни. Это почти как не умирать.
— А ты бы хотел умереть?
— Я не против. Я такой старый… Так что не страшно, если и умру.
— Так ты из-за этого не расстраиваешься?
— Нет, не расстраиваюсь.
— А мама расстраивается. Все время плачет. А я ее утешаю.
— Ты хороший мальчик, — произнес Альберт.
Он показал на воду:
— Смотри, там стоит пароход. Когда ты станешь моряком, то наверняка будешь ходить на пароходе.
— А пароходы не тонут? — спросил мальчик.
Альберт посмотрел на черный корпус парохода. На корме красовалась белая надпись: «Воспоминание».
— Пароходы тоже тонут, — ответил он. — В нижней части парохода всегда горит огонь, и там жарко, как в прачечной, когда под котлом включена горелка. И там ходят люди и подкармливают этот огонь. Днем и ночью. Они никогда не видят ни солнца, ни луны. Поднимаются наверх, только чтобы поесть или поспать. А наверху, в рулевой рубке, стоит капитан, он держит штурвал и уверенно ведет пароход по морю.
— Я хочу быть капитаном, — сказал мальчик.
— И ты им будешь. Но только надо хорошо учиться. Иначе не сможешь поступить в мореходную школу.
Они прошли лодочную гавань, миновали верфи, на которых строились деревянные суда. Из-за дощатых, покрашенных в красный цвет стен доносились мерные удары молота. Тишина наступила только за Буегаде, у новенького здания верфи для строительства стальных корпусов. Во время своих визитов инженер Хенкель хвастался тем, сколько заказов получил в Норвегии. Но пока что никакого движения видно не было.