class="p1">За густым травяным ковром, лежащим с небольшим уклоном на краю долины реки, за лесистыми холмами и курганами, среди перелесков просматривалась белёсая нитью тропа. Несколько повозок, словно медлительные жуки, двигались по ней в разные стороны. Люди и скот казались маленькими крохами. Повозки, люди и скот сходились, расходились, утыкались в пятна пашни, похожие отсюда на оттиски гигантской квадратной печати. Борозды пашни были нанесены плугом в разных направления и смотрелись как орнамент. На части полей маленькие фигурки воловьих упряжек неторопливо тянули плуги. Между полей виднелись опрятные домики, по одному и по несколько сразу, из крашенной известью глины, под соломенными крышами. Дымки очагов над их крышами неприхотливо и мирно вились. Справа, между рощами, чернели разрезы оврагов. Они уходили к реке.

За рекой, на другой стороне долины, на горизонте за дымами Оломоуца, от края до края тёмно-синей полосой виднелись горы. Цепь облаков висела неподвижно над ними. Дальний берег реки был усыпан сотнями красных огоньков от костров. Если бы была ночь, то они смотрелись бы как звёздное небо. Однако солнечным днём они были похожи на рассыпанные из очага горящие угли. Бесчисленные дымы тянулись во все стороны, и ветер, дующий в разных направлениях из-за сложного рельефа, наклонял дымы во все стороны. Ощущение огромного простора, силы и радости страны, раскинувшейся перед Стововым, завораживала и манила. Он долго наслаждался зрелищем. Его серые глазами из-под под нависших бровей внимательно и перебегали от одного вида к другому, от края до края. Пурпурный плащ, тканый золотой нитью, свободно спадал с его плеч, скрывая кольчугу, красный с золотым орнамент ворота рубахи, расшитый самоцветными камнями пояс. Шлем с золотой чеканкой сиял, а оторочка из меха куницы на плаще переливалась шелковыми оттенками.

— Красота какая, — задумчиво сказал за его спиной Тороп, — однако, может, князь, повернём уже обратно?

— Да, хочу немного проехать вперёд, чтобы Оломоуц открылся, а то, говорят, город большой, а не увидеть и повернуть, как-то обидно, вдруг сюда больше не вернёмся, — ответил Стовов, качнув головой, — вон, доедем до одинокого дуба, и вдоль опушки вернёмся на поле с мертвецами.

Он тронул коня, принял немного левее и направился к одинокому дубу.

— Не нравятся мне дымы за холмом и звуки, — последовав за ним, сказал кривич.

— Вот заладил, — ответил Стовов, — всё тебе не нравится, кроме пива и медовухи.

— Хе-хе, — Мышец не то засмеялся, не то закашлялся.

Послышался топот копыт. Князь обернулся. К нему скакал Вольга и несколько полтесков. Остановившись около князя, полтеск сказал бесстрастно:

— Сзади всадники, между нами и полем с мёртвыми, их десятка два, они чужие и идут сюда!

— Попались, кажется! — воскликнул Креп, — они на нашем пути назад, и теперь что, нам как-то кружным путём вернуться к своим, или придётся пробиться?

— Где они? — спросил Рагдай.

— Вон они! — палицей указал Вольга на отряд из двух десятков всадников, двигающихся рысью по ложбине между холмами, откуда совсем недавно в долину проехал отряд князя, — это не авары, германцы.

Рагдай присмотрелся: на всадниках были плащи римского покроя, широкие рубахи, штаны, железные шапки из полос и конические шлемы, длинные волосы и бороды. На них мерцали серебряные и золотые украшения. В руках у них были цветастые щиты разной формы, копья и топоры. Рослые и резвые кони быстро несли их. Над отрядом был виден прапор с тремя лилиями, как на щите святой Клотильды, что она передала за двести лет до этого дня королю франков Хлодвигу перед битвой с алеманами при Толбиаке. Франки на ходу крутили головами, словно чего-то высматривали.

— Это франки, у них лилии Меровингов на хоругви, — сказал Рагдай, — судя по всему, они в себе вполне уверены.

— Обойдём их стороной! — воскликнул Оря.

— Может, попытаемся с ними поговорить, ведь у нас с ними войны пока нет? — произнёс Ацур, но его никто не слушал, потому что все уже двинулись за князем.

Стовов Багрянородец пустил коня вскачь в сторону противоположную движению франкского отряда, чтобы каждое мгновение увеличивало расстояние между ними. И хотя в передовом отряде князя воинов было не меньше, вести переговоры вдали от своей главной рати он не желал. Он весьма лихо для своих сорока десятков лет с небольшим от роду скакал по склону, увлекая за собой остальных. Несмотря на окружающую в нелёгком походе опасность, всех, за исключением может быть Вольги, вслед за князем овладело чувство окрылённости, по большей степени обусловленное хмельным весенним воздухом, солнцем и простором, после долгой зимы на родине и сырой серости пути через Балтику и Одер.

Глава шестнадцатая

КОРОЛЬ ДАГОБЕР

Когда до отдельно стоящего дерева — огромного старого дуба, помнящего, наверно, ещё времена кельтов и бойев, оставалось не более двух сотен шагов, из-за толстого ствола показался дремлющий отличный осёдланный конь, а из травы поднялась голова мужчины с длинными волосами. Человек увидел в приближающемся отряде для себя опасность, вскочил и бросился к коню, но расстояние было уже слишком маленьким, чтобы можно было успеть ускакать от всадников. Человек остановился. Находясь рядом с конём, он выглядел если не великаном, то человеком очень высокого роста. Он был странным образом одет только в одну шёлковую длинную дорогую рубашку с вышитым воротом. Бросались в глаза надетые на его руках драгоценные браслеты и кольца, а на шее толстое золотое ожерелье с алеющими рубинами. Никакого сомнения в том, что это был богатый и влиятельный человек, не оставалось. По мере того, как расстояние сокращалось, стали видны черты его удлинённого лица: длинный нос, полные губы, близко посаженные большие глаза с низкими веками, высокий лоб и узкий подбородок. Стали понятно и причина его странного одеяния и его занятие под одиноким деревом. В траве лежала богатая одежда, тканная золотом и украшенная драгоценными камнями, лежали меч, кинжал, плащ. Тут же стояла корзина с едой и кувшином. И, наконец, ещё две головы, на этот раз женские, поднялись испуганно из травы, глядя на приближающихся.

Это были обнажённые девушки того возраста, когда нельзя понять точно, это уже женщина, или всё ещё ребёнок. Несмотря на сильно развитые груди и бёдра, ровные, налитые румянцем и свежестью лица белокурых красавиц, не было сомнения в их крайней юности, может быть и совсем недавней непорочности. Обе девушки были очень похожи друг на друга: припухлые алые губы, маленькие носики, выпуклые скулы, и они были по-видимому сёстрами. Одежда девушек, простая, но добротная, лежала рядом с королевскими одеяниями, так же брошенная впопыхах.

Огромные голубые глаза в ужасе смотрели на появившихся над