Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Книга не у тебя.
Он просчитывал ситуацию не хуже компьютера. И Чезаре вдруг подумал, что, несмотря на разделяющее их расстояние, несмотря на то, что разговор идет через сеть, храмовник видит его насквозь. Подумал и почувствовал себя очень неуютно.
– Она в надежном месте. – Кодацци сглотнул. – Где именно, знаю только я.
– Не устраивает, – заявил Минг. – Слишком велик риск. Книга должна быть у тебя.
– Как вы правильно заметили – слишком велик риск. Книга – моя страховка.
– Теперь твоя страховка – мы, – оборвал Чезаре Люциус. – Ты этого хотел, ты это получил. Слушай условия. Я даю слово Мутабор, что мы не станем отнимать у тебя книгу и позволим провести аукцион. Но книга должна быть здесь, у тебя. Или никакой сделки.
– Если я откажусь от сделки, меня ожидают последствия, – криво усмехнулся Кодацци. – Какие?
– У тебя есть важные для нас документы. Мы будем их искать.
– То есть я поссорюсь с Мутабор?
– Вступая в переговоры, ты должен был просчитать варианты.
На самом деле предложение устраивало Чезаре: Мутабор не возражает против проведения аукциона. Это главное.
– Выворачиваете мне руки, досточтимый прелат?
– Определяю условия сотрудничества, – невозмутимо ответил Минг. – Если бы ты захотел безопасности, мы бы укрыли тебя на территории Мутабор. Но ты хочешь рисковать, а книга не тот предмет. Мы должны точно знать, где она.
– Я не успею привезти книгу до начала аукциона, – хмуро ответил Кодацци.
– Где она?
– В одном из франкфуртских банков.
– Сообщи, как ее забрать. Наши люди из Франкфурта доставят книгу в Москву и отдадут тебе. Слово Мутабор. Если согласен, то в течение часа должен передать нам текст.
Чезаре вновь усмехнулся:
– Согласен.
* * *
анклав: Москва
территория: Болото
гостиница «Караван-сарай»
здоровая подозрительность еще никому не мешала
Хорошо, что «балалайки» не умеют читать мысли. Они запоминают приходящие тебе сообщения, пишут последние сорок восемь часов твоей жизни, но, несмотря на наличие сложнейших нейросоединений, еще неспособны докопаться до души. «Балалайки» не читают мысли, и разум – единственное убежище, в котором ты можешь укрыться от мира. И непонятно, что будет, когда ученые взломают и эту стену.
Машинисты Каори видели глазами Дорадо, читали или слушали все сообщения, которые поступали в его чип, но они не могли проникнуть дальше.
«Жизнь – дерьмо».
Известие о том, что арабы взяли Камиллу, привело Вима в бешенство. Не сразу. А когда он свыкся с заполонившей душу пустотой. Когда понял, что это бессмысленное ничто – навсегда. Вот тогда навалилось бешенство. Его нежная, хрупкая красавица сидит в «Башне Стражей»! И наверняка выкладывает полицейским все подробности их взаимоотношений. Не сама, конечно, выкладывает. Дело слишком важное, чтобы доверять словам. Ей предложили расслабиться, затем вкололи мягкую химию, которая едва касается сознания, уложили на кушетку и принялись задавать вопросы. Разные вопросы.
«Если в Европоле еще остались умные люди, они уже поняли, что я ее люблю».
Подумал и удивился.
«Я ее люблю?»
Дорадо никогда не задумывался об их взаимоотношениях. Ему нравилось быть с Камиллой, нравилось играть с ней, нравилось заниматься сексом. Но любовь…
«Я бы хотел прожить с ней остаток дней?»
«Да».
«Вот и ответ на вопрос».
На первый вопрос. На главный вопрос: будет ли ему больно, если Камилла умрет?
Да, ему будет очень больно. Его будет грызть пустота.
Сможет ли он прожить с этой болью?
Нет.
Сможет ли забыть о ней?
Нет.
«А о чем ты думал, когда решил мстить? Надеялся, что с тобой будут играть в поддавки? Нет, dd, в этой игре только одно правило – победа любой ценой!»
«Если бы тогда, в Северных Альпах, я бы повернул в Цюрих, Кодацци все равно отыскал бы меня и приплел к делу».
Тоже не поспоришь.
Будет ли ему больно, если Камилла умрет?
Да. Но вряд ли боль продлится долго – ведь он тоже ходит по лезвию. Сумеет ли он победить в противостоянии с Каори? Шанс один на миллион.
«Я почти покойник».
А это значит… А это значит, Вим Дорадо, что думать о себе глупо. От того, что ты попытаешься спасти Камиллу, твои ничтожные шансы не изменятся. Зато там, наверху, тебе не будет за себя стыдно. Именно так: не будет за себя стыдно.
Ведь это очень важно.
«Я тебя вытащу, Камилла, я тебя вытащу!»
«Отдашь книгу арабам? А где гарантии, что они вернут девушку?»
«Я получу гарантии».
«Ты представляешь, что сделает с тобой Каори?»
«Я все равно собирался убить эту тварь».
«Ты собирался умереть, пытаясь убить эту тварь. Она тебе не по зубам».
«Может, она и колдунья, но пули от нее не отскакивают!»
Гостиница, в которой Каори велела им остановиться, оказалась приличным, по меркам Болота, разумеется, заведением. Она занимала первые три этажа высокого здания на Спартаковской площади, то есть не поднималась выше второго уровня мостовой, но при этом была лишена отличительных признаков отеля нижнего мира. У входа не толклись проститутки – если клиенту приспичит, он может привести девочку со стороны. В холле не терлись пушеры, а в грязноватом туалете не воняло травкой. Вполне достойное место для ночевки.
«Выбрав „Караван-сарай“, вы поступили правильно. Но только в том случае, если вы действительно ищете покой и безопасность. Владелец гостиницы, уважаемый Тенгиз-заде, человек строгих моральных принципов и глубоко религиозен, он приветствует приличных клиентов, которые понимают слово „отдых“ в его классическом толковании…»
Сообщение выдала знаменитая «Дыры и заборы. Книга для тех, кто хочет прожить в Москве больше одного дня», по мнению большинства специалистов – лучший городской путеводитель в мире. Ее облегченную версию Вим поставил себе еще в Шарике и теперь, услышав комментарий, перестал удивляться царящему в «Караван-сарае» порядку.
– Ты меня понимаешь? – поинтересовался здоровенный вышибала еще до того, как Вим и Чика-Мария подошли к стойке портье.
– Да, – кивнул Дорадо. Помимо «Дыр и заборов» он поставил в «балалайку» переводчик с русского.
– Наркотики и алкоголь у нас запрещены. В номерах не курить, не нюхать и не колоться. Девок приводить можно, но чтобы без проблем. Все понятно?