Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Правда, Виктор Платонович, был.
– И долго?
– Не так чтобы долго… Вокруг года…
– И что же вы там делали, позвольте спросить?
– Да что все, когда туда приезжают. Глядел по сторонам.
Разговор вроде бы завершился. Спрашивать больше стало неловко. Некрасов тронул меня за плечо и кивнул в сторону стопочек.
Иван Сергеевич вздрогнул, словно кивок этот вывел его из забытья:
– С моим удовольствием.
Я поспешно схватил бутылку и разлил снова по три четверти. В этот миг отворилась дверь домика, и на пороге показалась Лидия Ивановна[4]. Она поглядела на нас и с отработанной десятилетиями кротостью спросила:
– Не угодно ли вам чего? А то мы с Зинаидой Николаевной чаевничаем…
– Угодно одним находиться, – внятно сказал Иван Сергеевич.
И Лидия Ивановна скрылась столь же быстро, как и появилась.
– Я в Германии нанялся на пароход матросом, и мы пришли в Афон, что мне и надо было. Там сошел на берег, и пароход ушел без меня… Узнал, кто отец игумен. Старик глубо-окий, ему тогда девятый десяток шел… Упал в ноги, так, мол, и так, благословите, отче, на послушание. Старец долго глядел на меня, а я не шевелился, как упал, так и лежу, чуть-чуть одним глазом, украдкой эдак снизу поглядываю. Он мне руку протянул (словно фанерка выпиленная), я приложился. «Ступай, братец, в трапезную, там тебе нальют чего Бог послал»…
Иван Сергеевич снова надолго замолчал, и мы успели тихо опорожнить стопочку. Он крякнул, глотнув, утер усы и сказал, ухмыльнувшись:
– Не этого, конечно, а тамошнего варева, вроде похлебки… Истинно сказано: «Есть обычай дорогой, надо выпить по другой».
– А потом что? – спросил Некрасов.
– А потом по третьей…
– Я про Афон.
– Да-а… Разобрался я, стало быть, что к чему, и не могу сказать, что обычаи тамошние и все ихнее житье душевно понравилось. Как-то не по мне оказалось… Их было в то время там человек осьмнадцать, один старее другого, каждый в своей норе ютится… Поутру собираются, помолятся и расползаются, потом покопаются на винограднике, кто сколько может, у кого еще силенка осталась, и снова в норы попрятались. Обедня… Сбились в кучу… Отошла – опять никого нет. Один казначей в конторке сидит, на счетах щелкает… Светский человек, этакий непостриженный монах, как-то прибившийся к братии. Судьба его удиви-и-ительная… А не пора ли нам еще помалу? А?.. Как считаете, Виктор Платонович?
Некрасов молча кивнул.
– А у меня в Питере были, – сказал Иван Сергеевич, вертя в руках стопку, – такие зеленые лафитники, старого стекла, с картинками и буквицами. Лягушки, понимаете ли, в разных видах комических… И подписи разные неприличные… Потеха!..
Но тут снова скрипнула дверь, снова на пороге появилась Лидия Ивановна и укоризненно поглядела на нас. Некрасов вскинул голову, приложил палец к губам и замахал обеими руками:
– Лидия Ивановна, умоляем… Умоляем!.. Момент потрясающий!.. Такого больше не будет. Когда еще случится?
И он бухнулся на колени, комично протягивая к Лидии Ивановне руки. Я тоже встал на колени рядом с ним и зашептал:
– Коленопреклоненно мо-о-олим!
Соколов-Микитов с одобрением глядел, как мы изгиляемся, всплескивал руками.
Как о счастии вспоминаю я о том вечере.
А вот и еще один. И тоже с поллитром. На этот раз уже только мы с Некрасовым ходили в магазин и сами знакомились с «Майей Михайловной, чудной женщиной, которая очень нутро понимает».
А когда вернулись, выбежавшая в палисадник Лидия Ивановна воскликнула: «Ну, наконец-то! А то Зинаида Николаевна весь дом обыскала, все вас ищет».
– Ох, горе мое, – виновато вздохнул Некрасов. – Вот так и в Киеве, и в Москве, везде. Мамочка! – закричал он. – Я тут!
Зинаида Николаевна мелкими шажками выбежала на терраску. Она уже улыбалась, глаза ее сияли.
– Наконец-то! А я все думаю, где это вы без меня веселитесь? Ведь Иван Сергеевич здесь… Просто ума не приложу.
– А мы вот они, – сказал Некрасов и протянул к ней раскинутые в стороны руки.
Зинаида Николаевна бабочкой влетела в его объятия.
– Ну, мамочка, скажи, кто самый мировой парень на свете, а?..
Зинаида Николаевна тонко, счастливо засмеялась и с трудом выдавила сквозь мелко-клокочущий смех:
– Ты, Викочка!.. Ты, бублик!..
– Ну вот видите? – Некрасов победно огляделся вокруг.
– Посмотрели бы вы на вашу мамочку минут десять тому назад. Ты же сам видел, Ваня…
Иван Сергеевич нахмурился и пробурчал невнятно:
– Что это я мог видеть, Лидия Ивановна, я же почти слепой?
– А-а! – махнула рукой Лидия Ивановна. – Вы все на один лад!..
И ушла.
– Мама, – сказал, наклонившись к Зинаиде Николаевне Некрасов, – тебя Лидия Ивановна ждет.
– А ты никуда не скроешься? – вцепилась она ему в рукав.
– Ну куда мы от Ивана Сергеевича уйдем? Когда нам с ним так хорошо, так весело.
– Вот и прекрасно! – воскликнула Зинаида Николаевна. – Веселитесь, веселитесь, Иван Сергеевич!..
– Это уж да… Это уж с нашим удовольствием, – ответил он. – Пойдемте в домушко, в мой охотничий домик.
И мы как по команде повернулись и пошли вслед за нашим хозяином.
На этот раз столик, что стоял посередине комнаты, был покрыт синей скатертью, на нем тарелка с хлебом, рядом – эмалированная мисочка, прикрытая четвертушкой бумаги.
– Утаил, – сказал Иван Сергеевич, ткнув перстом в мисочку, – чтобы не под сукно, а по-домашнему.
– Свою обязанность знаешь? – строго спросил меня Некрасов.
Я спохватился и налил.
– Иван Сергеевич, – начал Некрасов. – Вы профессионал?
– В каком смысле? – спросил Иван Сергеевич не сразу. – В этом? – и он повертел в пальцах стопочку.
– В этом само собой, – засмеялся Некрасов. – А в писательском?
– Нет, – твердо буркнул Иван Сергеевич. – И никогда им не был.
Он выпил, снял бумажку с мисочки, подцепил грибок и отправил его в рот.
– А вы? – спросил он, жуя.
– Конечно, нет! – закричал Некрасов. – Разве не видно?
– И что вы, Виктор Платонович, разумеете под этим словом? – загудел Иван Сергеевич.
– Это каждый день утром вставать, писать и знать, что еще тебе осталось четыре с половиной печатных листа. Печатать на машинке по пять страниц в день, делить двадцать четыре на пять, потом умножать двадцать четыре на четыре с половиной, точно высчитывать, сколько осталось, и на другое утро снова садиться за машинку и гнать текст к двадцать восьмому числу, потому что «задумка» этой «повестушки» была обещана к первому и в журнал, и в издательство… Да на хрен все это нужно!..