— Ты можешь мне кое-что объяснить?

Где-то играла музыка. Он не мог понять, почему. Она звучала очень громко. Так громко музыку обычно слушал только Теодор. Он с неохотой открыл глаза и понял, что находится дома, в своей гостиной. Точно, это же он сам включил музыку. Один из альбомов «The xx», который уже проигрывался второй раз. Должно быть, он заснул.

— Фабиан? Ты меня слышишь?

Это был голос Стуббс. Он слышал его, но не мог понять откуда.

— Алло! — наконец сказал он и понял, что все еще лежит на диване. — Хиллеви, это ты?

— Нет, это Сильвия Вретхаммар. Ты можешь мне объяснить, какой смысл иметь второй мобильный, если ты все равно никогда не берешь трубку?

Он сел и посмотрел на «Нокию», которую держал в руке.

— Извини, я, должно быть, заснул. Сколько сейчас времени?

— В смысле «заснул»? Сейчас без десяти девять утра. А я просидела всю ночь, до одури рассматривая карту.

Он встал и подошел к кухонному столу, на котором лежал его айфон. Она права. Время без десяти девять. Должно быть, он проспал всю ночь.

— Алло? Ты еще здесь?

— Ты рассматривала карту. И? К чему-нибудь пришла?

На другом конце провода послышался вздох.

— Стала бы я иначе тебе звонить? Я, конечно, могла бы рассказать, что Мона-Джилл дуется на меня, и все из-за того, что я не люблю…

— Хиллеви, — перебил он собеседницу. — Что тебе удалось выяснить?

— Извини, я просто так вымоталась после этой безумной ночи, — вздохнула Стуббс. Как раз в этот момент его взгляд упал на написанную от руки записку на кофемашине. — И вообще, это я должна быть недовольна. Это я всегда нетерпелива и вечно в стрессе. А не ты.

— Дело в том, что мои подозрения оправдались. Я думаю, что знаю, где у Муландера потайное место. Я не удивлюсь, если окажется, что именно там он хранит все улики с мест преступлений, — рассказывала Стуббс, а он тем временем продолжал читать дальше. — Раусвеген 28, тебе не знаком этот адрес?

Так вот на чем держится их брак.

— Алло? Хьюстон, у нас проблемы!

— Я слушаю, — сказал он, торопливо поднимаясь по лестнице на верхний этаж. — Я знаю, где располагается Раусвеген. Но это все, что мне известно. Что там у него? Дом?

— На снимках с высоты птичьего полета похоже на несколько небольших домов или бараков. Честно говоря, я не понимаю, что это за место.

— И Муландер является владельцем этого участка? — спросил Фабиан, продолжая подниматься по следующей лестнице в студию жены.

— Нет, это какая-то фирма, называется «Кригсхаммер».

— И кому она принадлежит?

— Боже, это что, допрос? — спросила Стуббс, было слышно, как она печатает, очевидно вводя данные в строку поиска на своем компьютере. — Но знаешь, ты почти угадал. Здесь написано: Гертруда Лисбет Стенсон. Должно быть, это ее девичья фамилия. Ты не так глуп, когда речь заходит о важных вещах. Когда ты туда сможешь съездить? Я предлагаю сделать это как можно скорее.

— Не получится. Я не смогу туда поехать, — он прижался ухом к закрытой двери студии. Он хотел просто обнять ее и заверить, что сделает все, что в его силах, чтобы приехать туда и поддержать ее. — Муландер сразу поймет, что происходит, и мы понятия не имеем, каковы потом могут быть последствия. — За дверью была тишина, он открыл ее и заглянул в студию. — Будет лучше, если ты отправишься туда одна, а я тем временем займу его чем-нибудь.

Ни Сони, ни ее произведения искусства там не было.

Бам! Одна банка равиоли ударилась о другую, звук сильно отдавал Лилье в уши, хотя она и сделала себе беруши, использовав немного наполнителя из подушки на кровати.

Бам! Сначала она несколько раз промахнулась, то попав в руку, державшую отвертку, которую нашла в коробке, то просто ударила прямо в воздух. Бам! Но потом она не промахнулась ни разу. Теперь она была похожа на станок на автопилоте.

Она закрыла глаза, хотя смысла в этом не было, и занесла руку с консервной банкой, которую держала так, будто это было копье. Затем Ирен со всей силы ударила по другой банке, содержимое которой до этого она вынула и расположила ее над ручкой отвертки. Бам!

Уже прошло несколько часов с тех пор, как все вокруг нее почернело. Время мчалось невероятно быстро, и уже совсем скоро Милвох начнет свою адскую игру. Бам!

И к тому же эта темнота… Удушающая темнота, которая подползала все ближе к ней. Было даже темнее, чем в зимнюю ночь с маской для глаз и опущенными, не пропускающими свет шторами, и она, честно говоря, не знала, как долго сможет выдержать все это, прежде чем сдастся.

Мысль об этом пугала ее больше всего, о том, что в конце концов она все равно превратится в безвольное существо, способное только лежать на полу в позе эмбриона и дрожать от страха. Если это случится, то все будет кончено. Если он выведет ее из игры, то поле останется открытым, и задолго до того, как остальные успеют понять, что он задумал, будет слишком поздно. Бам!

Она все еще не оправилась от убийства Эстер Ландгрен, невинной маленькой девочки, которой пришлось пережить больше, чем любому другому за всю жизнь. Она не обсуждала это с остальными сотрудниками отдела и только сейчас осознала это сама. Но гнев из-за судьбы Эстер заставил ее пойти на все, чтобы остановить его.

Понтус Милвох. Это не мог быть кто-то другой. И все же она еще не могла до конца поверить в это. Его возвращение в квартиру было одним из самых неожиданных моментов во всем этом расследовании, а оно в целом было полно неожиданностей. То, как преступник возвращался на место преступления, она видела бесчисленное количество раз, но вернуться в свой дом, в собственное укрытие после того, как оно было обнаружено полицией, — это было неимоверно странно.

Она кричала ему, чтобы он остановился, но большие гвозди продолжали пробивать заднюю стенку шкафа, и как только пистолет для гвоздей наконец умолк, то почти сразу послышалась работа шуруповерта, а после него — циркулярной пилы, которой он распиливал одну доску за другой.

Ему потребовалось два часа, чтобы превратить свое бывшее убежище в тюремную камеру без входа и выхода. После этого наступила тишина, а еще через некоторое время он выключил главный рубильник, после чего свет погас. Компьютер, мощная люстра на потолке — все было обесточено. Все. Бам!