У нее не было дочери. Но у нее была Эстер Ландгрен, и мысль о девочке заставила Ирен оттолкнуться ногами с такой силой, что рука протиснулась вглубь стены еще на миллиметр. Она не знала, сможет ли продвинуться еще хоть чуть-чуть, но у нее не было выбора, и она продолжала прижиматься к стене, пока не услышала какой-то странный звук, будто рука оказалась сломанной в каком-то месте.

Безумная боль со всей силой пронзила ее руку и передалась в остальную часть тела, когда костяшки четырех пальцев оказались прижаты друг другу до предела. Сломанная рука, казалось, горела изнутри. И все же надолго она запомнит не пронзительную боль, а послышавшийся хруст хрящей и костей.

Она сделала небольшой перерыв и попыталась понять, как чувствует себя рука. Если напрячься, то еще получалось немного пошевелить средним, указательным и большим пальцами, но мизинца и безымянного пальцев она не чувствовала совсем и, возможно, уже никогда не сможет восстановить в них подвижность, и они будут просто висеть на руке, напоминая ей об этой самой минуте.

Она лежала там и чувствовала себя разделанной куриной тушкой, и все же, согнув руку в локте, она, как ни странно, не почувствовала усиления боли. Вероятно, та уже достигла своего абсолютного максимума. Или это эндорфин наконец начал поступать в кровь, так как рука все больше начала напоминать бесформенный комок, который, впрочем, удалось пропихнуть через отверстие в стене.

Она сделала это. Она смогла!

Она сделала несколько глубоких вдохов и попыталась ощупать небольшое пространство между кирпичной стеной и стеной ее квартиры. Оно оказалось размером в несколько сантиметров. Слева она нащупала деревянную балку, а прямо под ее рукой лежал провод и ждал своего часа. Прямо перед ней оказалась старая изоляция, которую она легко смогла отодвинуть в сторону.

Она надеялась, что внутренняя часть стены ее квартиры будет состоять из старого раствора и сухого тростника. Но там оказалось что-то похожее на гипсокартон, скорее всего, в девяностые в квартире делали ремонт. К счастью, отвертка достаточно основательно продырявила его своим кончиком, и она смогла отковырять кусочек за кусочком большим и указательным пальцами.

Когда дыра стала достаточно большой и дневной свет из ее спальни начал просачиваться через нее, Ирен на некоторое время даже забыла о боли и выдавила из себя радостный возглас, но по итогу послышался только глухой хрип.

Провод удалось относительно легко протолкнуть через отверстие в ее спальню, так же, как и руку, и когда она максимально прижалась к стене так, что все предплечье оказалось просунуто через отверстие в стене, она могла не только согнуть руку, но и найти розетку и вставить в нее контакт, после чего зажглась настольная лампа в комнате Милвоха, а компьютер начал загружаться.

Стуббс припарковалась на свободное место возле «Ика Макси» в Раусе, установила время на парковочном диске и положила его под лобовое стекло, после чего вышла из джипа, взяла рюкзак и поспешила по своим делам через парковку. В ее распоряжении было три часа, после этого какой-нибудь рьяный охранник уже будет иметь право оштрафовать ее на миллиард, ни больше ни меньше.

Было бы гораздо проще доехать прямо до самого участка Муландера, но она не решилась сделать это. То, что коллега установил камеры как для любопытных посетителей, так и для автомобилей, которые случайно проезжали мимо, конечно, не вызывало никаких сомнений.

Поэтому она натянула на голову балаклаву, которую одолжила у Моны-Джилл, сразу, как только пересекла большое шоссе Раусвеген и выехала на значительно меньшую дорогу, которая шла параллельно большой и по какой-то причине также называлась Раусвеген.

Она свернула налево и продолжила путь по дороге, которая уже через двадцать метров сузилась, и у Хиллеви было такое ощущение, будто она вторгается на частную территорию, хотя это было не так.

Балаклаву Мона-Джилл приобрела, когда собиралась поехать в Лапландию, чтобы там встать на беговые лыжи при минус восемнадцати градусах. А сейчас было двадцать шесть, никак не меньше.

С левой стороны кусты и деревья образовывали зеленую стену из листьев, которая защищала территорию от лишних глаз, а заодно и шума от большого шоссе Раусвеген. По правую руку вдоль дороги шел высокий забор с колючей проволокой, а за ним находилось пустое асфальтовое поле. Никаких камер наблюдения она, однако, не заметила, хотя и не почувствовала при этом себя спокойнее.

Более того, она не только ужасно вспотела, но и начала задыхаться, как старая бабка. Она сразу представила, как Мона-Джилл начнет отчитывать ее в духе своих «я же тебе давно говорила», будет твердить, что давно пора начать ходить в тренажерный зал, чтобы привести себя в форму и прежде всего похудеть.

Она остановилась и сделала несколько глубоких вдохов у двухсекционных ворот, которые также были снабжены колючей проволокой и табличкой, сообщавшей о том, что посторонним лицам доступ воспрещен. Это подтверждала мощная цепь и висящий на ней замок.

Был ли это участок с адресом Раусвеген, 28, понять невозможно: табличек нигде не висело. Но она увидела два пруда, которые рассматривала ночью на снимках, а также что-то, напоминавшее ветхую маленькую рыбацкую лодку, вытащенную на сушу.

Она достала дополнительный телефон, на котором так настаивал Фабиан, и отправила короткое сообщение о том, что сейчас собирается проникнуть на территорию участка. Прошел уже час с тех пор, как они в последний раз разговаривали, и если он собирался выполнить свою часть договоренности, то в этот самый момент он уже должен был отвлекать Муландера. Наверное, поэтому он и не взял трубку. Не мог же он достать свою старую «Нокию» и разговаривать по ней прямо на глазах у коллеги, ему понадобилось бы время, чтобы отойти в укромное место.

Пока ждала ответа, она вытащила связку, выбрала ключ, помеченный белой лентой и с нарисованной на ней рыбой, и попробовала открыть им висящий на воротах замок. Фабиан сказал, что это последний из ключей, который он не смог идентифицировать. Рыбные пруды, старая рыбацкая лодка и нарисованная на ключе рыбка. Почему бы и нет?

К сожалению, он не подошел. Его даже не удалось вставить в замок до конца. Она попробовала и остальные ключи из связки. В основном для того, чтобы потом никто не мог задаться вопросом, почему она этого не сделала. Но с ними было все то же самое. Ни один из них даже близко не подходил.

Просидев без дела еще минуту, она не смогла удержаться и сняла рюкзак, вынула кусачки и стала проделывать дыру в заборе. Не могла же она просто стоять без дела и тратить время на ожидание ответа от Фабиана, который, возможно, вообще не придет. Если сработает сигнализация, то уж так тому и быть.

Через шесть минут она уже была на участке и смогла пройти в глубь него, пот струился под балаклавой. Она узнала участок по фото с гугл-карт и Кадастровой палаты: три пруда с левой стороны и один большой справа. Несколько часов перед монитором этой ночью все же не прошли даром.

Но теперь проблема заключалась в том, что она понятия не имела, куда надо двигаться. Времени было слишком мало, а территория слишком велика, чтобы она могла бесцельно прочесывать ее. Муландер мог сделать тайник, по большому счету, где угодно, если он вообще хранил хоть что-то на территории именно этого участка.