— Уловил при общении с ним.

— Теперь о метке, — предложил Эди.

На что «Иуда» подробно рассказал о том, как, где и каким красителем он оставлял метки для шпиона.

Дослушав его до конца, Эди спросил:

— А не предусмотрен в вашей схеме связи вариант выхода на кого-то другого?

— Нет.

— Скажите, насколько Джон и его коллеги доверяют вашей информации? Ведь вы передавали им не документы с секретным грифом, а, как сами сказали, собранную по крупицам информацию.

— Они знают, что я имею возможность общаться здесь с ракетчиками из Мозырьской дивизии, о которых в газетах не пишут, к тому же у них была возможность убедиться в том, что моя информация достоверна. Иначе не стали бы снабжать меня шифрами и передатчиком, платить большие гонорары, — твердым голосом ответил «Иуда», но, обратив внимание на то, что Эди глядит на него недобрым взглядом исподлобья, сник и уточнил: — То есть имел возможность общаться.

— А были случаи, когда вы передавали им документы?

— Документы не передавал, только фотокопии или микропленку.

— Как и где вам удавалось сделать фотокопии, или их делал кто-то из ваших людей?

— В основном во время поездок к смежникам. Увидев мой пропуск, выданный в Генштабе, они буквально стелились передо мной. Теряли бдительность, а я пользовался этим, чтобы делать снимки. У меня есть очень миниатюрные фотоаппарат и устройство для перевода снимков в микроформат.

— И где они сейчас?

— В кейсе, — произнес «Иуда», бросив на Эди вопросительный взгляд.

— Вы в походных условиях можете изготовить микропленку? — не отреагировав на последние его слова, чтобы не показать свою неосведомленность в этих деталях, продолжил Эди.

— Я это делал не раз, в том числе и в Минске, нужно только, чтобы никто не мешал.

— А в этот раз не делали?

— Снимки делал, но это цековские документы, вы их, наверно, уже смотрели.

— Ребята смотрели, я еще не успел. Они что — с грифом?

— Да, циркуляры политбюро о текущем политическом моменте и задачах, а также о работе по преодолению последствий чернобыльской аварии.

— Вам что, и задачи такого плана ставились?

— По Чернобылю с 1986 года, все остальное по инерции.

— У вашего начальства не возникало вопросов к снимкам, сделанным в походных условиях?

— Нет, главное, чтобы информация была ценная.

— Скажите, о чем Моисеенко напоминает вам через Глущенкова?

— О данных по второй версии защиты Москвы и белорусском эшелоне противоракетной обороны. По той части информации, которую я им уже передал, они благодарили меня и сообщили, что на мой счет на Кипре перевели крупную сумму. Перед отъездом я сказал, что попробую побывать у смежников, используя контакты своего здешнего приятеля.

— Это того, на чьей машине в Брест ездили?

— Да, однако информация у вас поставлена неплохо, хотя о чем я говорю, ведь это же ваша работа, — заметил «Иуда». — Но он ничего обо мне не знает. Мы просто поддерживаем с ним товарищеские отношения. Он мне доверяет, поскольку знает о наличии у меня допуска к секретной информации, и кроме того, для повышения своего авторитета в его глазах, сказал ему, что являюсь глубоко законспирированным сотрудником КГБ. Для него это, к моему удивлению, оказалось чем-то особенным, из-за чего он передо мной раскладывает документы с грифом, мол, смотри, о чем партийные боссы нам пишут.

— Ладно, о деталях поговорим позже, — сказал Эди, чтобы поменять тему, а сам подумал, как это технари не смогли обнаружить в кейсе фотоаппарат и это устройство. — Давайте лучше о том, как нашу информацию передать вашим руководителям. Естественно, с учетом того, что им известно, где вы сейчас находитесь.

— Передатчиком или тайником исключается. Остается попробовать выйти на Моисеенко.

— Возможно, этот вариант и подойдет, — согласился Эди, кладя перед ним тайнописный ответ Глущенкова.

Иуда быстро пробежал его глазами и заметил:

— Это значительно упрощает задачу. Видно, Моисеенко кто-то поджимает.

— Вполне возможно, и потому нам необходимо ему помочь ценной информацией.

— Как вы говорите, мои начальники уже обладают определенной информацией по ракетной тематике, я сужу об этом по тому, какими вопросами они интересуются. Поэтому на мякине их вам не провести.

— Почему вам? Дорогой Александр, сейчас нужно говорить — нам. Так что шевелите мозгами, если хотите победить и выжить.

— Дамоклов меч мешает моему мыслительному процессу, — сказал «Иуда», кривя губы в улыбке.

— Лучше висящий, чем падающий, думайте, ведь вы, должно быть, за годы службы на них неплохо изучили этих начальников.

— Эди, вам дай только возможность кольнуть, так вы по самую ручку засаживаете в меня свое шило.

— Это я вам мщу за пребывание в том гадюшнике, — пошутил Эди.

— И все-таки вы мне нравитесь, хотя я должен был по логике вещей вас ненавидеть.

— Я вам не могу такого сказать, по крайней мере пока. Так что предлагайте ваши соображения о способе передачи информации, — нарочито сухо сказал Эди, чтобы убедиться в том, что «Иуда» пытается помочь ему в выборе оптимального варианта. На самом же деле он уже пришел к выводу, что нужно готовить материал на микропленке, поскольку по логике вещей «Иуда» мог ее заготовить еще до своего ареста.

— По-моему, лучше использовать способ с микропленкой, — заметил «Иуда», к большому удовлетворению Эди. — Другие просто непроходные, так как вызовут вопросы, мол, как это я, находясь в тюрьме, умудрился сохранить, да еще и передать бумаги. С шифром тоже невозможно — блокнот находится в кейсе. Ко мне они не могут попасть по определению. О них даже Глущенков не знает, и это известно Моисеенко. Правда, можно бы передать фотоаппарат со снимками, но не знаю, решайте сами. Мне ничего другого в голову не приходит.

— Хорошо, еще подумаем над этим. Ответьте мне на вопрос: а с какой целью Глущенков едет в Ленинград?

— Он разве не говорил вам? — вопросом на вопрос ответил «Иуда», пристально глянув Эди в глаза.

— Александр, перестаньте играть и отвечайте конкретно на поставленный вопрос, — предложил Эди нарочито грубо.

— Простите — это привычка. Везет деньги на издание брошюрки для сектантов.

— Как она называется?

— Верный свидетель.

— И о чем она?

— О притеснениях верующих в стране и всякое тому подобное.

— Но какой им резон ценному агенту позволять этим заниматься? Поясните.

— Я с этого начинал, понимаете — связи, доверие.

— И деньги, — многозначительно продолжил Эди. — Вы же поэтому сразу назвали Глущенкова?