— Только волосы тебе не нравятся? — спросила я.

— Видимо, нет, — сказал он. — А я думал, что да.

Все засмеялись.

— Так он показывает, каким бы человек хотел быть? — спросила я.

— Похоже на то, — сказал Бондин. — Мне встречались другие предметы с такими же свойствами. Зеркала чаще всего. Бывают еще окна, но это реже. А вот стекла автомобилей — частенько.

Я представила: едет такая роскошная девушка за рулем, все ей сигналят, дорогу уступают, а там сидит себе старушка и посмеивается.

— В основном они запрещаются, — сказал инспектор, — потому что слишком легко выдают колдовство.

— А почему ведьмы хотят скрываться? — сказала я. — Могли бы объединиться с людьми, открыться всему миру. Все бы так обрадовались, что магия существует на самом деле! — Я показала на Николая: — Что Дед Мороз существует на самом деле!

— А это и так все знают, — сказал Николай.

Он правда так думает? Я с недоверием посмотрела на него.

— Ну, им просто неудобно в этом признаваться, — сказал он. — Наверное.

Ладно, зачем разочаровывать такого милого человека. То есть Деда Мороза.

— Чтобы люди нас использовали? — поморщилась Мелисса.

— Н-ну, — нерешительно сказала я, — почему сразу использовали.

Из дома вышел отмывшийся от крема Миша и встал у дверного проема, скрестив руки на груди.

А Бондин говорил:

— В тринадцатом веке Магический орден, который стал впоследствии Министерством, был не так силен. И часть магов решила нарушить закон о тайне и больше не прятать свои способности. А потом были три века истребления. И пострадали в основном люди, потому что маги, сама понимаешь…

Конечно, понимаю. Магу — что? Он наделает фокусов, пустит пыль в глаза, возможно, даже в буквальном смысле, и улизнет.

— Но сейчас, — возразила я, — люди стали более цивилизованными.

— Разумеется, — покивал Денис. — Они очень цивилизованные, пока не столкнутся с кем-то не таким, как они сами.

— Ну, не все же, — неуверенно сказала я.

— Проведи маленький эксперимент, — сказал Денис. — Надень боа из оранжевых или синих перьев и пройдись по улице.

— Но маги не носят боа, они выглядят вполне нормально, — сказала я.

— Маги хуже, — усмехнулся Денис. — Они могут превратить любого в боа. Если он их оскорбит. Так что тут скорее вопрос безопасности людей, а не магов. Как всегда.

— Тем более что все ведьмы, они сте… — начал Миша, а мы — все три ведьмы — поглядели на него так, что он замолчал.

— Что — ведьмы? — сердито спросила Мелисса.

— Ну, — замялся Миша, — они все немного стервозны. Им слова поперек не скажи. И вообще, что хотят, то и творят. Что в голову взбредет, то сразу — раз, и получают.

— А тебе завидно? — спросила Орхидея.

— Вот еще, — насупился Миша.

Меня осенило:

— Просто рядом с ведьмой ты чувствуешь себя слишком обычным?

— А что — разве не так? — встрепенулся он. — Ведьмы вечно всеми помыкают. И строят из себя каких-то королев! — Он повернулся ко мне: — Ты вон как изменилась!

— Как я изменилась? — спросила я.

— Да чего ты только сегодня со мной не сделала!

— Так не вел бы себя как свинья!

— Да обычная девушка просто — ну что? Дала бы пощечину да разревелась, а вы, ведьмы, издеваться начинаете!

— А я? Разве я над тобой издевалась? — жалобно проговорила Мелисса.

Ну а я накинулась на Мишу:

— Ты хочешь, значит, чтобы я ревела, когда ты с другой целуешься?!

Он аж заслонился руками. Ага, нового веника боится, или что я чего и похлеще могу наколдовать!

— Да пошел ты, Миша, — сказала я устало. — И как я раньше не разглядела, какой ты кретин.

Конечно, не разглядела! Я же всегда была с ним суперхорошей, я под него подстраивалась — ну не хочет идти в кино, хорошо, посидим дома, посмотрим хоккей, заодно я ему рубашки поглажу. Какого черта я так старалась быть идеальной? Да знаю я, какого. Я его любила. Или вообразила, что люблю, — эти два ощущения очень легко перепутать, особенно если воображение богатое. Я очень боялась Мишу потерять. Думала, если он узнает, какая я на самом деле — капризная, порой ленивая, не очень-то хозяйственная (ну не люблю я готовить и убираться — а кто любит?), то он бросит меня.

А когда меня одарили магией, я почувствовала себя уверенной и независимой, и мне это так понравилось!

— Знаешь что, — сказала я бывшему жениху, — найди себе какую-нибудь послушную и покладистую дурочку, которая обожает стирать носки и готовить борщ. А я, ты прав, королева. И я не для тебя.

Ну ладно, насчет королевы — это я малость загнула. Какая я королева? Даже Мелисса вот рядом — и то виднее меня будет.

— Да кому ты нужна, думаешь, ты такая уж красавица? — бросил Миша зло. — А через пару лет тебе будет тридцать, и на тебя тогда никто и не посмотрит.

Вообще-то через пару лет мне будет всего двадцать восемь!

— Да как ты смеешь, Миша! — всплеснула руками Орхидея.

А Бондин сказал спокойно:

— Мне нужна. И она красавица. И через двадцать лет тоже будет нужна.

Я так растерялась, что ничего на это не сказала. И через двадцать лет? Что он хочет этим сказать?

Все уставились на Бондина, и я — тем более. То есть я вытаращилась на него совершенно ошарашенно.

А он пробормотал:

— Извините, мне надо позвонить по службе. Жасмин.

Приложив свой сотовый к уху, он отошел к лесенке.

— Кхм, — первой нарушила молчание деликатная Орхидея, — вам не кажется, что пора устраиваться на ночлег? Вся эта смена поясов утомительна… Я так прямо с ног валюсь.

— Это было бы хорошо, — поддержал ее Николай, — да только хватит ли тут комнат? А то я еще напросился…

— У нас две гостевые спальни, — сказала Мелисса.

— Я могу поспать в гостиной на диване, — сказал Миша.

— А я в кабинете, — сказал, подходя, Бондин.

— Не смог дозвониться до Жасмин? — спросила я.

— Смог, — кивнул он. — Но поговорить не удалось. Что-то со связью, похоже. Вместо слов я слышал только «бу-бу-бу».

— Бу-бу-бу? — повторила я.

— Это то, что я услышал, — кивнул он. — Утром ей перезвоню.

Нам с Орхидеей досталась одна гостевая с двумя узкими кроватями, а Николаю — вторая, совсем небольшая, с одной. Мелисса же собиралась ночевать в своей собственной спальне.

Была еще спальня ее родителей, по соседству с кабинетом, но Мелисса сказала, что они не позволяют там ночевать кому бы то ни было.