ознакомился с обстоятельствами происходящего сейчас в Нью-Йорке, он лишь воскликнул: «Террибл! Ит уоз прэмидитэтэд!»[482] Он, как человек деловой, был потрясен, увидав странно подписанные копии минутсов, в которых для чего-то пропущены целые белые места. Также его потрясли и выписки из писем (которые Вы имеете), при этом он заподозрил прямую психическую ненормальность писавшего, только ненормальностью он думал объяснить обратный поворот суперлативов, или же оставалось предположить злостную преднамеренность за многие годы.

4. Наверное, у Вас накопляются отзывы друзей. Видали ли Фр[анис] и Амр[ида] Чарльза Кр[эна] (он был хорош с бывшим посланником в Турции и даже предлагал дать к нему рекомендательное письмо)? Ведь Вы знаете, кто был посланником в Турции, — сын его сейчас у дел. Что Дабо? Ведь после того, что он говорил на последнем завтраке при моем отъезде, ему невозможно обратиться вспять. Передали ли Вы ему оттиск его речи? Что Кунц Беккер — у нее были пламенные формулы? Ценно мнение Гриффин, о котором сообщает Фр[ансис]. Ценна и Шепперд. Только что получили сердечную телеграмму от Чайки. Берегите эту группу. Неужели Кеттун[ен] …[483]? Ведь мы так с нею были сердечны. Ведь на литерат[урных] завтраках появлялись многие полезные люди. Получила ли Спорборг мою открытку? Таких приветов в Ам[ерику] было послано 86. Де Во ответила сердечным письмом; вероятно, там было нечто от Лепети и от белокурой посетительницы. Можно себе представить, сколько всяких писем пишется и подбрасывается. Ведь и вся пресловутая поездка по Европе, очевидно, была черным посевом[484]. Уже по характеру их репорта поездки можно было видеть задуманное предательство. Но даже из катакомб все же можно говорить о правде. Обратите внимание на каждодневные газетные сведения, лишь слепой не поймет их значения.

Меморандум Н. К. Рериха от 11 ноября 1935 г.

172

Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант и М. Лихтману

23 декабря 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

И сегодня, в понедельник, заграничная почта не пришла. Продолжаю записывать.

1. Как ужасно видеть, что все принципы Знамени Мира попираются прежде всего самим Протектором Комитета и президентом. Значит, даже эти люди настолько мало понимают самую идею культурной бережливости и охранения, что они же прежде всего начинают свою деятельность с объявления войны сотрудникам же. Когда вдуматься в это неслыханное положение вещей, то делается жутко за состояние сознания и умов. Почему же нам удивляться, что лица посторонние недостаточно вдумываются в идею красного креста Культуры, когда, казалось бы, ближайшие участники выказывают такую постыдную меру непонимания. И не только непонимание они выказывают, но выказывают братоубийственную ненависть, стремясь через чью-то голову возможно больше повредить самому делу. Они не думают, что все их поступки накрепко останутся в анналах истории культурных движений и будут запечатлены как знаки неготовности людской к восприятию культурных идей. Записывайте, как беспристрастные историки, все происходящее.

2. Сейчас утром в 9 ч[асов] 25 мин[ут] пришла Ваша телеграмма, требующая быстрых действий по делу налогов. В 12 ч[асов], когда откроется почта, пошлем требуемую телеграмму, а также известим Вас о ее посылке. Не забудем, что уже 7 августа г-н Хорш писал мне в Пекин первое свое грубое письмо, уже надрывая сношения, затем в письме от 27 сент[ября] он, как Вы уже знаете из копии, навсегда прервал всякие сношения. После этих грубо категорических заявлений его неужели он все же пытается злоупотреблять доверенностью. Ведь это вопиющее злоупотребление! Уже одно то, что он двадцать шестого ноября вскрыл заказное письмо от Такс-Деп[артмента], адресованное мне, показывает его злоумышления. Ведь он должен был переслать такое письмо, но не имел права вскрывать его. Конечно, этот его акт лишь еще раз доказывает, что он все еще, когда ему для чего-то нужно, пользовался и пользуется доверенностью. Этот пункт — самовольного вскрытия писем после прерыва всяких сношений — в руках юриста является чрезвычайно важным. Г-н Хорш в своих яростных злоумышлениях может извращать все исходящие от него сведения. Наконец, он может злобно и своекорыстно пытаться подстроить принудительную продажу картин, которые сам ли или через подставное лицо скупит за гроши. Вы ведь знаете, чем кончаются казенные принудительные аукционы.

В 1906 году я уже испытал последствия такого казенно-принудительного аукциона в Америке. За небольшой долг устроителя выставки Гринвальда таможня за гроши продала весь русский отдел на выставке в Сен-Луи[485]. 800 русских картин, среди которых были картины Маковского, Репина, Борисова-Мусатова, многих других корифеев искусства, и в том числе 75 моих вещей, были в два дня распроданы. Все Вы, конечно, помните то негодование, которое запечатлелось в печати по поводу этого жестокого акта. Вот и теперь, пользуясь моим отсутствием, зная, что я не могу приехать, ибо нам указано отсюда послать отчет и закончить экспедицию, злоумышленник пытается спешно устроить какой-то злобный акт.

Все эти дни мы напряженно ожидали имя избранного для нас адвоката. Чувствовали, что необходимо спешно опротестовать несправедливые претензии Такс-Деп[артмента]. Ведь злоумышленник, наверное, все извратил, умолчал об экспедиции. Умолчал, что экспедиция закончилась в 1929 году. Очевидно, не указано, что экспедиционные средства не подлежат таксам. Вы сами помните, как брат Фр[ансис] получал значительные суммы от своей фирмы на професс[иональную] поездку. Ведь не платится же с сумм, положенных на экспедицию, на професс[иональные] поездки, иначе никакая экспедиция вообще не могла бы состояться и даже тронуться с места. Однажды я уже писал Вам, как мы узнали от сотрудника Св[ена] Гедина, что за одно разрешение местных властей им было заплачено сто тысяч мек[сиканских] долл[аров]. Сами Вы знаете, в каком положении мы находились в Хотане, а затем, в следующем году, как мы полгода замерзали и терпели тяжкие лишения на высотах Тибета. Эти смертельные опасности для злоумышленников называются «иизи лайф»[486]. Конечно, Вы знаете и тяжести, и задолженности адм[ирала] Бёрда. Вы помните и нашу задолженность Тибетскому Прав[ительству] и служащим, когда мы дошли до Дарджилинга, когда через полк[овника] Бейли мы расплачивались с долгами. Неповторенный случай, чтобы именно за то время, когда мы погибали в Тибете, когда здоровье Е. И. было навсегда надорвано, именно за это самое время пытались злоумышленники подставить нас под несправедливое взыскание. Вот еще одна страница мученичества Искусства и Науки. Адвокаты должны знать, что экспедиции не подлежат налогам. Ведь понимают же адвокаты, что сатанинские силы хотят вопреки очевидности изничтожить имя, чтобы помешать добрым делам. Сейчас пришла телеграмма от Завадских — шлют свою преданность и непоколебимую веру в успех несломимый. Конечно,