воля доносчика могла способствовать наложению каких-то пеней, не рассмотрев истинного положения вещей. В Праздник записываю эти далеко не праздничные соображения. Откуда же столько злобы! Но Свет поражает тьму — этот закон неотменен.

Духом и сердцем с Вами,

Р[ерих]

177

Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант и М. Лихтману

27 декабря 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

№ 21b

Родные З[ина], Фр[ансис] и М[орис], вчера получили Вашу телеграмму об отложении до 6 янв[аря]. Очень порадовались этому, ибо каждый день даст возможность адвокатам еще более освоиться и углубиться в дело. Ведь поймут же они всю мерзость нападения на первоначальную группу участников Учреждений, поймут же они все многолетнее злоумышление.

Продолжаем посылать выписки, хотя, может быть, они и у Вас нашлись, ибо из прежних годов и в Вашем архиве многое должно было быть. Хотели было выписать также, как Н. Х[орш] сообщает о Кеттунен, что у той «нет искры», но, вероятно, и Вы сами помните такие определения. Ведь и сам г-н Х[орш] не скупился на порицания Эрнста и прочих адвокатов. Воображаем, какое впечатление на адвокатов должны производить эти вольт-фас суперлативов. Там, где был полный день, вдруг стала темная ночь. Вот это «вдруг» в руках опытного юриста превратится в целое откровение. Рады, что и помянутый Вами в телегр[амме] меморандум уже в обращении. Хотели также послать прекраснейший текст приглашения в Канз[ас], но пока отложили. Вообще много любопытнейших знаков, точно бы и Свет и тьма конденсируются. Одно нехорошо, беспокоит меня здоровье Е. И. Ведь не могут же не отражаться все черные стрелы. Ведь на отражение этих стрел тратится та энергия, которая так нужна сейчас на усиление строительства. А ведь для всего сейчас такое спешное время. Конечно, в битве бывают разные фазы, и в буквальном смысле нужно добиться до окончательной победы. Так и будет.

Духом всегда с Вами,

Р[ерих]

178

Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант и М. Лихтману

28 декабря 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]

№ 22

Родные наши З[ина], Фр[ансис] и М[орис], вчера получили Вашу телеграмму о том, что требуется второй Меморандум и что Фр[ансис] пресекает зло циркулярного письма[489]. Оба сведения очень хороши. Сегодня же утром дали Вам телеграмму, чтобы Вы посоветовались с адвокатами о выражениях во втором приготовляемом Вами Меморандуме. Ведь нужно стоять твердо на основе действительности. Ни в [19]26, ни в [19]27 году мы не могли знать ни о каких делах, ибо всем известно, что и в том и в другом году мы были большей частью вообще недосягаемы. Лишь злая воля может делать из экспедиции нечто преступное. Наверное, и адвокаты примут во всем этом деле непререкаемую основную линию о том, что средства, пошедшие на экспедицию, не подлежат налогам. Поистине небывалый случай, чтобы в чем-то обвинять человека, который именно в это время подвергается смертельной опасности, работая во благо человечества. Удивительны злобные махинации, сейчас происходящие. Вообще многое изумительно. Так, например, просматривая Журналы Заседаний, можно видеть, что сперва пожертвование Учреждению г-на Х[орша] определялось в 500 тысяч, а затем в тех же Журналах Заседаний это же пожертвование считается в 400 тысяч, т. е. на сто тысяч меньше. Нормально рассуждая, пожертвования могут лишь увеличиваться, но более чем странно, если пожертвование через некоторый период цитируется в цифре на целых сто тысяч долл[аров] меньше. Получается что-то резиновое, растяжимое и самовольное. Теперь та же растяжимость вносится и в дело экспедиции. Там, где своя рука владыка, очевидно, все возможно. Там, где в одном лице совмещались и жертвователь, и администратор, и доверенное лицо, а теперь еще прибавилось и злоумышление — там поистине все возможно. Эту же полноту возможности доказывают и теперешние нападения на всю основную группу сотрудников Учреждения. Своекорыстие трио желает, чтобы все кругом них было опустошено. И тогда сами они войдут во мрак разложения. То обстоятельство, что они напали на Вас, как разбойники на дороге, в руках юристов будет обстоятельством чрезвычайной важности. Но ведь они не только напали на Вас, они причиняют Вам всевозможные убытки; они заставляют Вас растрачивать Ваше ценное профессиональное время на отражение всяких разбойных нападений. Но ведь потом Вы спросите с них и все причиненные убытки. А какой же валютой они заплатят за омрачение имени? Если даже за одну клеветническую статью газета платит иногда огромнейшие суммы, то чем же может быть возмещено покушение на доброе имя?

Беспокоит нас — целы ли памятные документы в двух витринах в Музее. Помнится, что ключ от них был у Мор[иса]; но ведь ключи могут быть двойные, а кроме того, и замки у витрин, наверное, слабые. Имеется ли перечень хранящегося в витринах? Вообще сохранны ли архивы? Ведь в них было так много материалов, имеющих большое историческое значение. Если происходит столь разбойное нападение, то ведь всего можно ожидать. Посланная в прошлом письме выписка из Журнала Заседаний о том, что члены Совета принесли свой плэдж[490], тоже имеет огромное значение. Ведь плэдж есть плэдж. Клятва есть клятва — так, по крайней мере, было среди всех, для кого не чуждо понятие чести и достоинства. Также чрезвычайно важно, что, как я уже говорил, с нашей стороны никаких изменений в политике по отношению к учреждениям с тех пор абсолютно не было. Еще раз прикладываю эту выписку, ибо, вероятно, такие документы очень полезны для адвокатов. Трио до такой степени обуяно злонамеренной яростью всех остальных изгнать и уничтожить, что, очевидно, не желает считаться со всем тем, что сами же они подписали и во множестве писем и заявлений выражали. В лучшем случае кто-то заподозрит помешательство, но умалишенные не могут вести дела. Кроме того, всем слишком очевидна преднамеренность и тайные к ней подготовления. Фр[ансис] пишет, что она уже составляет историю этого небывалого случая. Припоминая прошлое, многое встает в новом освещении. Но главное, что и Ваши, и наши сердца чисты. Мы чистосердечно доверяли и вручали наше доверие доносчику-предателю, который вдруг теперь скоропостижно выявил эту свою сущность. Он стремится затоптать и все творчество, и экспедицию, и все данные культурной программы. Вероятно, на свете никогда еще не бывало, чтобы целый Музей, включая треть всего жизненного творчества, оказывался бы в заведомо враждебных руках. Можно представить, что такое там происходит. Выкрикиваются какие-то нелепые обвинения, а в конце концов злоумышленники даже обвинения свои толком не формулируют. Ведь и мы, и Вы могли