Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому все с одобрением и пониманием встречали его продвижения по службе во время войны. К каждому продвижению или повышению он всегда был добротно подготовлен предыдущей службой, необходимые нюансы и особенности новой должности он постигал с такой завидной быстротой и обстоятельностью, что через самое короткое время и начальству, и подчиненным становилось ясно — он
[394]
крепко и надежно «сидит в седле», с ним не будет никаких хлопот. Он не только не нуждается в опеке, но и сам может научить воевать и побеждать.
Мы, молодые офицеры бригады, относились к нему с особым чувством уважения и любви. Он действительно любил и ценил нас, совсем еще молодых людей, как человек старшего поколения, прошедший долгую службу, понимавший трудности и опасности нашего боевого ремесла подводников во время войны. Он видел, как жестокая война с врагом уносит жизни совсем еще молодых людей, и очень переживал за нас. И вместе с тем мы чувствовали, что он относится к нам как к своим боевым товарищам, уважает нас за нашу боевую службу.
Александр Моисеевич Каутский был в высшей степени благородным человеком в самом лучшем понятии этого слова. Полная отрешенность от каких бы то ни было карьеристских или корыстолюбивых замашек. Правдивость и справедливость в каждом поступке. Преданность Родине, народу и флоту. Таким он и сохранится в сердцах тех, кто его знал. Нелепая трагическая случайность оборвала жизнь замечательного человека. Он бы еще послужил флоту и, может быть, прославил бы флот еще больше. Два его сына также стали подводниками и служили во флоте.
[395]
Этот тост я впервые услышал на торжествах в День Военно-Морского Флота в 1943 году. Контр-адмирал, Герой Советского Союза, командир бригады подводных лодок Северного флота И. А. Колышкин зачитал текст тоста, с которым обратился И. В. Сталин на приеме в Кремле 1 мая 1935 года к командирам соединений и частей — участникам парада.
И. В. Сталин провозгласил тост за здоровье (отдав тем самым особое предпочтение подводникам):
— бесстрашных подводников;
— метких артиллеристов;
— отважных танкистов;
— мужественных летчиков и бомбардировщиков;
— скромных отважных кавалеристов;
— смелых закрепляющих победу пехотинцев, служащих делу Трудового народа!
С той поры на всех торжественных встречах подводников, на которых мне доводится участвовать, я стараюсь огласить текст этого тоста как знак уважения Великого вождя к нашей профессии.
[396]
Подводная лодка «К-21» готова к боевому походу. Торпеды — в аппаратах и на стеллажах, мины — в минно-балластной цистерне, снаряды — в погребах и кранцах, принято топливо, масло. Старпом Арванов еще и еще раз всё проверяет для доклада командиру, но командира пока нет — он в штабе.
Вчера мы перешли из Полярного в Оленью губу, проверили лодку «на вакуум», удифферентовались, и командир на катере ушел в Полярное — в штаб. Нам известно, что выход назначен на сегодня, 13 августа, в 21 час.
Около 20 часов вернулся катер с командиром. Арванов докладывает о готовности лодки к походу.
Однако Лунин, выслушав доклад, почему-то задумывается и внезапно задает вопрос: «А тараньку дали?!» «Нет, товарищ командир, тараньку не дали!»— смущенно отвечает старпом. Действительно, береговая база выдала положенное продовольствие, даже бочку кислой капусты какого-то фиолетового цвета опустили в центральный пост через снятый минно-погрузочный люк, но четырех заявленных мешков тараньки база не дала.
Лунин снова задумывается, а затем говорит Арванову: «Старпом, подготовьте и передайте семафор: "Командиру бригады. Береговая база недодала продуктов. Прошу Ваших указаний о доставке недостающих продуктов. Командир"».
Вахтенный сигнальщик тут же вызывает ратьером пост СНИС в Оленьей губе, и семафор уходит адресату,
Лунин спускается с мостика вниз в лодку и проходит по отсекам, а народ, мигом узнавший о содержании посланного семафора, глядит на командира с любопытством и старается угадать, зачем он дал такой семафор.
Ведь всем известно, что Лунин никогда просто так ничего не делает. И некоторые его поступки и дей-
[397]
ствия сначала удивляют окружающих, а затем становится ясной целесообразность и дальновидность Лунина.
Но в данном случае — таранька! К чему бы это?! Ломали себе голову подводники. Конечно, таранька в море — исключительно популярная закуска, но не к выпивке, которой не было, а, скажем, на скучной вахте по готовности 2 на малом ходу в подводном положении.
Таранькой также спасались те, кто страдал морской болезнью при качке в надводном положении, особенно бортовой.
С другой стороны, все одобрили тот факт, что командир решил проучить береговую базу, особенно ее продовольственников, которые, порой, слабо разворачивались по обеспечению лодок свежими продуктами.
Конечно, кормили нас очень сытно, по военному времени даже обильно, но все было в консервированном, сушеном, мороженом или соленом виде. И порой, все эти «виды» так надоедали, что кусок в горло не лез! Естественно, мы знали о бедственном положении страны, понимали нужду людей, знали о голодных смертях в блокадном Ленинграде, и нам было стыдно за свою привередливость. Но если только в кают-компании у кого-нибудь случайно появлялась луковица или зубчик чеснока, так к нему кидалась вся кают-компания, выпрашивая дольку лука или «просто потереть чесноком корочку хлеба».
Семафор ушел, а ответа пока не поступало, — командир еще раз обходил лодку вместе со старпомом, подмечая те мелкие недостатки и упущения, которые ускользнули от глаз старпома, командиров БЧ и отсеков.
Напряженное ожидание охватило всех.
Появление семафора в бригаде вызвало целый переполох. Об этом мне рассказал флаг-связист бригады капитан-лейтенант Иван Болонкин. В этот день он был оперативным дежурным на КП БПЛ и первым ознакомился с текстом семафора. Естественно, зная,
[398]
что лодка готова к выходу и находится в Оленьей губе, он ждал доклада поста СНИС о выходе лодки в Кольский залив. Прочтя текст, не поверил своим глазам: как могло случиться, что лодка, готовая к выходу, осталась без продуктов?! Позвонив на пост СНИС, дежурный приказал еще раз зачитать ему текст семафора.
Спросил, нет ли еще каких-нибудь сообщений с лодки, что с ней? Командир поста доложил, что лодка стоит на якоре, больше никаких сообщений с нее не было.
И. Болонкин понял, что запрашивать лодку о недостающих продуктах резону нет, не его это дело, зато нужно доложить об этом семафоре комбригу, и как можно скорее. Ведь выход лодки запланирован, и любая задержка с выходом должна быть известна командующему флотом. Он снял трубку прямого телефона и доложил о семафоре командиру бригады Герою Советского Союза контр-адмиралу Ивану Александровичу Колышкину.
