— Разве можно противостоять такому лесу? — пробормотал он, вглядываясь в сумерки. — Вот ты — как тебе удалось справиться с испытанием?

— С большим трудом. Я связала хаос в гармонии и прошла сквозь фонтаны и того и другого, но этот способ не годится для всех. Каждый... из тех, кто возвращается, находит свой собственный путь, — она опустила глаза, зевнула и сказала: — Давай ложиться. Я устала, а завтра нам предстоит тащить на себе поклажу до самой Мерты.

Позднее, уже растянувшись на циновке, накрывшись стеганым шелковым одеялом и уставясь на тент над головой, Джастин уточнил:

— Значит, говоря, что прибегать в Великом Лесу к магии опасно, ты имела в виду именно это?

— Неуравновешенное использование гармонии или Белой силы вообще опасно, но в Великом Лесу опаснее, чем где бы то ни было.

Дайала повернулась на своей циновке, и Джастин чуть ли не физически ощутил боль в ее руках.

— Но вот я еще чего не пойму: отчего у тебя все эти волдыри и ожоги? Ты ведь вроде бы уже прошла испытание.

Дайала молчала — молчала так, что Джастин приподнялся, скривившись от боли в руках. Она поморщилась, словно ощутив его боль, но не шелохнулась. Он присмотрелся к ней и увидел струящиеся по ее лицу слезы, казавшиеся ему в слабом звездном свете капельками жидкого серебра.

— О Тьма! — Джастин воззрился на шрам на своем запястье, точно такой же, как и у нее, и ему показалось, что оба они пламенеют черным огнем. — Тьма!

Он нежно прикоснулся пальцами к ее пальцам.

Потом Джастин пододвинул свою циновку и лег рядом с ней. Пальцы их оставались сплетенными, а в глазах продолжали стоять слезы, в то время как над ними мягким эхом прокатывались ночные шорохи и шумы Великого Леса.

Элдирен сосредоточился на магическом зеркале, однако, хотя на лбу его от напряжения выступил пот, так и не смог разогнать затянувший поверхность клубящийся белесый туман.

— Одно из этих проклятых мест, — пробормотал маг, отступившись от тут же ставшего пустым зеркала.

— Думаю, все дело вон в тех деревьях, — промолвил Белтар, указывая на древний, зеленевший в долине ниже лагеря Белых лес. — Не из-за них ли никому никогда не удавалось заглянуть в Наклос?

— Да, такое предположение высказывалось, — ворчливо отозвался Элдирен, утирая лоб квадратиком сложенного платка. — Так когда мы должны связаться с Зиркасом?

— После того как займем Берлитос.

— А как мы его, во имя Света, займем? — спросил Элдирен. — Из-за этих деревьев с их распроклятой гармонией мне не удается увидеть даже расположение их войска! А попытка атаковать вслепую может стоить нам всех оставшихся сил. Ты бы хоть тряханул их как следует.

— Не могу, — покачал головой Белтар. — Не могу по той же причине, по какой ты их не видишь. Эти деревья не только скрепляют землю корнями, но и наполняют ее гармонией. Здесь все проникнуто ею, древней и устоявшейся. Легкое колебание почвы — это все, что я способен устроить.

— А ведь до сих пор у тебя все шло как по маслу! Мы прибрали к рукам и Клинию, и Борнт, только вот тот захудалый городишко на правом притоке Сарронна, как там бишь его...

— Рорн, — подсказал Белтар. — Забудь об этой дыре. Рано или поздно настанет и ее черед. А сейчас мы не можем позволить себе еще большие потери. Хватит и того, что Клиния далась нам нелегко. Если бы ты не зашел в обход через холмы и не разжег тот пожар... — он осекся, поскольку в белый шатер вошел герольд.

— Ну? — спросил его Белтар, подняв глаза.

— Высокочтимый маг, они отвергают любые условия.

— Вот как?

— Именно так. И держатся вызывающе, я бы сказал нагло.

По лицу герольда струился пот. Темной от пота была и синяя шапка, которую он снял при входе в шатер.

— Они заявили, что Берлитос не сдался даже величайшему тирану в истории, а уж нам — и подавно.

— Идиоты! — рявкнул Белтар. Герольд, стоя навытяжку, ждал.

— Нет, они не сдадутся! Ведь и вправду не сдадутся, кретины! Готовы умереть ради чести, славы и прочего вздора! — гневно говорил маг, меряя шагами шатер.

Герольд бросил вопросительный взгляд на Элдирена.

— И что теперь? — спросил Белтар. Элдирен жестом указал на герольда.

— Ах да... — Белтар кивнул. — Можешь идти.

— Слушаюсь! — отчеканил герольд и исчез за пологом.

— Ох Белтар, похоже ты на всех нагнал страху, — заметил Элдирен.

— Нагнать-то нагнал, да не на тех, на кого надо. Лучше бы меня боялись не собственные солдаты, а эти одержимые гармонией сарроннинцы. Но ведь нет, они заставляют, просто вынуждают меня использовать против них всю мою силу!

— Ты вроде бы только что сказал, что здесь у тебя это не получится.

— Я только сказал, что не в состоянии разрушить этот проклятый городишко землетрясением, и они, похоже, это понимают, — отозвался Белый маг, потирая подбородок. — Но, по-моему, как раз перед возвращением герольда кто-то из нас — то ли ты, то ли я — говорил о пожарах. Интересно, из чего построен Берлитос? Не думаю, чтобы здесь было много строительного камня...

— Хочешь его поджечь?

— А почему бы и нет? Это всяко лучше, чем положить под его стенами армию. Джира — вот единственный город, который мне велено сохранить в целости и неприкосновенности. А потом... — Белтар улыбнулся. — Они смогут вырубить эти проклятые деревья, чтобы отстроить его заново. Если, конечно, останется кому строить.

— Значит, поджечь? — снова спросил Элдирен.

— А ты видишь лучшее решение? Мне кажется, я просто обречен на использование силы, и у меня нет причин для колебаний. Зиркас требует результатов, ну так он их получит!

Белтар подошел к выходу из шатра, бросил взгляд вниз, на лесной город Берлитос, и повторил:

— Он получит эти свои трижды проклятые гармонией результаты!

Ширина дороги позволила бы проехать одному фургону, только вот никаких фургонов Джастин не видел с тех пор, как сразу после рассвета они с Дайалой вступили в Великий Лес. Он примечал мужчин и женщин, кативших ручные тачки, и навьюченных мешками или бочками гладкокожих буйволов, следовавших за ними. На тропе, вившейся под зелеными сводами, среди колонн возносящихся к небу стволов, им повстречалось не менее двух десятков людей, которые спешили по своим делам.

Под кронами лесных исполинов росли деревья пониже; подлесок же образовывал густой кустарник. Однако растения не душили одно другое в борьбе за солнечный свет — создавалось впечатление, что каждое из них растет на строго отведенном ему месте, не только не мешая, но способствуя росту своих соседей. Пробивавшиеся сквозь густые кроны солнечные лучи наполняли лес зеленоватым свечением, делая его похожим на величественный храм, внушающий восхищение и почтение.