Стэнтон пригляделся поближе.

— Взгляни, как сформированы костные ткани на бедрах у этого скелета. Это был взрослый человек, но очень маленького роста.

Карлик Якомо! Его тоже похоронили вместе с повелителем.

Внезапно пронзительные звуки огласили темноту, заставив Чель вздрогнуть. Она повернулась как раз вовремя, чтобы увидеть огромную стаю летучих мышей, сорвавшуюся с потолка и устремившуюся прямо на них.

— Пригнись! — крикнул Стэнтон. — Они могут порвать наши защитные костюмы!

Неистовая атака маленьких тварей заставила Чель на секунду потерять ориентацию в пространстве. Она хотела опереться о стену, но не смогла дотянуться до нее и рухнула на пол. Стоявший над ней Стэнтон вовсю размахивал руками, отгоняя стаю в сторону выхода.

Скоро тонкий мышиный писк стих вдали.

Чель подумала, что уже не сможет подняться. В костюме руки и ноги казались мумифицированными. Все мышцы болели. И она лежала не шевелясь, лицом к лицу со скелетами, готовая прекратить борьбу. Но именно в тот момент, когда ей хотелось только одного — навсегда закрыть глаза, — она увидела, как под слоем пыли рядом с ней что-то блеснуло. Это было крупное кольцо из оникса с вырезанным на нем глифом.

Эмблема обезьяньего цеха писцов.

Она протянула руку и взяла его — перстень Пактуля.

Наследник и дочери Оксиллы сумели бежать и последовали за духовным животным Пактуля, алым ара, в сторону Киакикса. Но сам Пактуль в своем человеческом воплощении совершить побега не смог. Скорее всего с ним расправились стражники, а потом похоронили вместе с правителем, бросив здесь же его кольцо и рукопись.

Она осмотрела черепа, гадая, который из них принадлежал Пактулю. Один из этих скелетов был останками прародителя ее племени. Им никогда не узнать, какой именно, но Чель стало радостно от одной мысли, что писец сейчас здесь, что они нашли его.

Стэнтон все-таки сумел помочь ей подняться, но идти сама она уже не могла. С его помощью она лишь добралась до саркофага. Даже в своем нынешнем состоянии Чель поразилась мастерски выполненной резьбе, которой он был покрыт, — шедеврами мастерства древних резчиков, воплощенного в единственной каменной глыбе. Поняла она и другое: Волси не удалось проникнуть внутрь, потому что тяжелая каменная плита-крышка лежала на месте, а у мародера едва ли было время вернуть ее в прежнее положение. Вероятно, Волси почти сразу обнаружил книгу и понял, что ее будет вполне достаточно.

— Ты сможешь открыть саркофаг? — спросила она Стэнтона.

Тот взялся за плиту обеими руками и принялся сдвигать ее — сначала один угол, потом другой. И затем она обрушилась на пол с грохотом, эхо которого прокатилось по всем катакомбам.

Чель снова оперлась о стену и только наблюдала, как он достает изнутри кости и различные старинные предметы: ониксовую маску с глазами из жемчуга и кварцевыми клыками; длинное копье с острым наконечником; пластины оникса с изящными инкрустациями.

Но внутри не оказалось никаких сосудов. Ни для воды, ни для шоколада или маиса. Ни горшка, ни вазы — ничего похожего. Только маски, украшения и оружие.

Все это было бесценно. Но совершенно бесполезно.

Чель считала, что в захоронении они непременно обнаружат изделия из керамики, которые обычно укладывали вместе с телом правителя, а в них — образцы пищи, которую употребляли древние предки.

— Даже не знаю, что сказать, Габриель. — Она почему-то чувствовала виноватой именно себя. — Я была уверена…

Она осеклась, когда поняла, что Стэнтон больше не смотрит в ее сторону. Он подошел к месту, где были разложены маленькие скелеты, и отделил голову карлика от шейных позвонков, что оказалось на удивление легко сделать. Чель подумала, что так он хочет сорвать на чем-то свою злость, умерить горечь разочарования.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Зубы, — ответил Стэнтон.

— При чем здесь зубы? — не поняла Чель.

— Оттуда мы сможем извлечь частички пищи, которую они употребляли, — сказал он. — Между зубами они могут сохраняться на многие века. Даже если у них кончились припасы, все равно останутся следы того, что они ели задолго до смерти.

Стэнтон быстро собрал все остальные черепа и начал подготовку к работе. Какое-то время Чель наблюдала за ним, но потом вынуждена была закрыть глаза. Все вокруг делалось слишком ярким для нее. Даже почти в полной темноте. А от воздуха внутри шлема начинали перегреваться мозги.

— Если тебе нужно оставить меня здесь… — начала она, но мысли сразу сбились на другое. Она думала о Пактуле, чье кольцо надела на палец прямо поверх резины костюма, а потом о своей матери и как несправедлива к ней была. А потому не услышала слов Стэнтона, принимавшегося за дело:

— Я тебя никогда и нигде не оставлю.

Сначала Стэнтон удалил все различимые зубные камни, а потом с помощью тончайшего из лезвий своего перочинного ножа соскреб частички между зубов. Он проделал эту операцию трижды на каждом зубе, помещая полученный материал на предметные стекла микроскопа. Даже в самых комфортных условиях это была бы нелегкая работа, а проделать такое исследование при скудном свете ручного фонарика казалось делом безнадежным.

Однако, мобилизовав все свое упорство и терпение, Стэнтон постепенно справился с задачей.

С помощью справочника он определял, что именно видел в окуляр микроскопа, сравнивая различия в структурах молекул: вот маис, вот бобы, вот авокадо, вот плоды хлебного дерева, вот папайя, вот перец, а это — какао. В результате он выделил сотни образцов, но все это была обычная пища, которая едва ли могла защитить знать Кануатабы от ФСБ.

Но затем под тусклым люминесцентным лучом, который только и мог давать ему работающий на батарейках микроскоп, Стэнтон увидел нечто совершенно удивительное. Чтобы определить природу попавшегося ему образца, не нужны были никакие справочники.

Впрочем, Стэнтон не сразу поверил своим глазам. Это были частички бука. Но буки обычно произрастали в климате высокогорья, как, например, в центральной Мексике. Встретить такое дерево в Гватемале было невозможно — это знал не только Стэнтон, но и, наверное, любой ботаник-любитель. И вывод напрашивался один: он обнаружил редкую разновидность растения, встречавшуюся лишь в этом отдаленном уголке джунглей.

Между тем экстракт бука составлял наиболее активный компонент пентозана, который сначала обнадеживал как средство, замедляющее распространение прионов. К сожалению, им так и не удалось найти безопасный способ введения пентозана в мозг человека, и даже буковый экстракт не позволял преодолеть треклятый барьер, не допускавший его в кровеносную систему мозга. Поэтому они даже не пробовали лечить пентозаном больных с ФСБ.

Неужели он нашел решение? Но здесь заключалась явная неувязка. Плоды бука — орехи — были действительно съедобны, хотя на вкус сильно горчили и издавали горький запах, если их пытались поджарить. И все же, чтобы защищаться от прионового недуга, эти люди должны были поглощать их неделями и в больших количествах.