В других местах верхнего города я натыкался вдруг на скрытую за высоким забором виллу Марии Биешу — победительницы конкурса на «лучшую в мире Чио-Чио-Сан», как рекомендуют ее местные патриоты (здесь гордятся всеми прославившимися соплеменниками — от Бранкузи и Цары до Фрунзе, Лазо и величайшего подводника всех времен Маринеско, списанного на берег за пьянство). А через дорогу — разоренный особняк с колоннами, но без крыши и с выбитыми окнами. По одну руку отсюда — водонапорная башня, сооруженная по проекту Бернардацци, обожавшего исторические стилизации и насытившего ими Кишинев и Одессу. Он и Щусев, местный уроженец, — главные архитектурные корифеи этого города. Один на рубеже XIX–XX веков украшал его, другой после Второй мировой планировал. На башне имеется смотровая площадка, а один из уровней отведен под крохотный музей Кишинева. А в противоположной стороне — консерватория и американское посольство с тоскующими солдатиками в бушлатах с меховыми воротниками (кто-то забыл распорядиться сменить форму). В скверике на углу — уличный шахматный турнир без болельщиков, одни мужчины. Десяток досок, двадцать игроков. Старичок при галстуке и в шляпе выходит с веником подмести тротуар перед домом. На соседней улочке разместился в псевдомавританском особняке краеведческий музей со скелетом звероящера в подвале. Его череп своими клыками и размером напомнил мне автопогрузчик. В музее богатейшая коллекция чучел зверей и птиц, изготовленных свыше ста лет назад немецкими таксидермистами. Для сохранности они пропитывали их… цианистым калием. Звучит пугающе, но дает превосходный результат.

Центральный проспект мне пришлось пройти весь в тщетных поисках карточки для таксофона. При том что у каждого уличного телефона ошивались люди, предлагающие позвонить по их карточкам за двойную цену, — такой малый бизнес по-кишиневски. Неудивительно, если зарплата в сто долларов, большую часть которой съедают коммунальные платежи, считается здесь завидной. На «Молдтелеком», торгующий карточками, я набрел только в самом конце улицы. Через дорогу у телефонов невозмутимо торчали все те же мелкие комбинаторы с веерами карточек в руках. На ту сторону можно было перейти по подземному переходу, запирающемуся на ночь решетками. Этот конец центрального проспекта упирался в конную статую здоровенного гайдука и красного комбрига Котовского, охраняющего ныне казино и банки, которые он больше был не в состоянии ограбить. Жизнь вновь сделала «ход конем». Я последовал ее примеру, набредя на «Чрево Кишинева» — центральный рынок, тянущийся параллельно главной улице города. Где днем позже мне посчастливилось отовариться нежной овечьей брынзой и золотистой кукурузной мукой крупного помола, чтоб в Москву вернуться законченным «мамалыжником».

Путешественник в панике

А ведь я не успел еще ничего рассказать по существу!

Ни о здании Парламента, похожем на волну цунами, и позолоченном утесе Президентуры строго напротив — поднятом как перст в назидание, чтобы депутаты не забывались. Ни о светлом квасе из отрубей, на котором готовятся зама и чорба, гениальные летние супы. Ни об андерграундном ночном арт-клубе «Black Elefant» и его антиподе «Aero-cafe» в стеклянной трубе над улицей — стилизованном под салон дирижабля, с моделями летательных аппаратов над столиками. Ни как на пустой террасе ресторанчика в Рышкановке мне предложили бутылку самого дешевого саперави за $ 40. Кто-то здесь явно «отмывал» деньги, потому что через дорогу бутылка марочного каберне стоила в десять раз дешевле. За отдельным столиком сидели три молодые проститутки. Одна кричала в мобильник кому-то: «Христос, блин, воскрес!» Красивых женских лиц в Кишиневе избыток, зато явный недостаток длинных пальцев на руках, удлинить которые много труднее, чем ногти. Предпоследними исчезают хриплый голос и отрывистая речь. А дальше — только «изюминка», которая или есть в девушке, или нет ее. Я даже не упомянул о местном театре им. Эжена Ионеско, основателя театра абсурда. И не рассказал о поездке в винодельческое Криково в 12 км от Кишинева и в Старый Оргеев в 40 км, где самый удивительный в Молдавии ландшафт. Будто летающая тарелка диаметром в десятки километров приземлилась в излучине Реута. В XV веке Стефан Великий основал здесь крепость, а молдаване нарыли келий в каменистых берегах и на гребне поставили церковь. О раскопках в древнем Орхее и прелестях пейзажа мне рассказал молдавский археолог Октавиан. Увидев фотографии местности в советских путеводителях (за последнее десятилетие не было издано ни одного), удержаться от поездки было уже невозможно. При восстановленном лет пять назад пещерном монастыре (кстати, относящемся к Московской патриархии) живет сегодня несколько послушников. С одним я познакомился. Николай — бывший электрик, работавший на советских атомных станциях. Год назад оставил жену с дочерью в столице, потому что не стало работы. Гости в монастыре не редкость, случаются экскурсии из Кишинева. Узнав, что не иностранцы, а из Москвы, он разговорился на полную катушку. Рассказал легенду о поисках золотой кареты, которую уже несколько столетий ищет вся Молдавия. Поговаривают, что она где-то здесь зарыта.

Времени присоединиться к поискам у меня уже не оставалось. Наутро я улетал домой. Рейсы на Вену, Прагу, Стамбул, Тель-Авив отправлялись полупустыми. В самолете на Москву не оказалось ни одного пустого кресла.

Легко ли заблудиться в Вильнюсе?

Литва начинается еще в поезде «Maskva — Vilnius», отходящем с Белорусского вокзала, чистеньком, с дезодорантами в туалетах и подкрахмаленным постельным бельем. Утром, правда, любопытные и подозрительные белорусские пограничники разберут ваш багаж до мельчайших составных частей, но их можно понять — когда в Гудогае все еще советская власть, а на соседней станции Кена уже скандинавского вида вокзальчик и рядом с литовским флагом гордо полощется звездное знамя Евросоюза. Граница настоящая, как когда-то, с нескончаемой изгородью под током вдоль путей и телекамерами. Я уж подумал, грешным делом, что литовцы со своими новыми друзьями соорудили для нас такой «калининградский коридор», но, к счастью, через десяток километров все эти «вохровские» прелести закончились. А через полчаса был свежий после ночи и залитый утренним солнцем Вильнюс.

Я обменял в привокзальном банке евро на литы (здесь в ходу еще литы, хотя по литовскому паспорту уже можно ездить по всей Западной Европе, не пачкая его штампами и не заботясь о визах). Рубли с собой лучше не брать. Соотношение рубля к литу примерно 1:10, но в большинстве обменников купят его у вас по 7 центов, а продадут за 14. С прочими валютами ничего подобного не происходит — и это единственное проявление «русофобии», с которым я столкнулся здесь за пять дней. Если не считать, что поездное радио попрощалось с пассажирами по-литовски и по-английски. Видимо, по пути все россияне сошли, а в поезд загрузилось до черта англичан.

Сразу скажу, что Вильнюс приятно меня поразил и рассеял осадок, который оставил по себе на рубеже 90-х. Тогда он выглядел взвинченным и плоским — будто в нем остались одни площади и тротуары, а стены исчезли. Справедливости ради: другие города тогда выглядели так же голо, но у каждого оказались своя судьба и участь. В литовскую столицу по прошествии десяти лет возвратилась наконец ее История и прилила, как кровь, к анемичным щекам современности. Чего не скажешь, например, об украинском «близнеце» Вильнюса — приходящем в упадок Львове.