Как колобок, уйдя из-под Польши и России политически, независимая Литва сегодня сделалась площадкой жесткого экономического соперничества американских, российских и европейских монополий (в этом подоплека импичмента президента Паксаса — никто из моих вильнюсских собеседников и не собирался этого отрицать).

Жизнь тем временем идет и даже как-то налаживается. Растут зарплаты у медсестер и строителей — тех специалистов, чьи профессии пользуются спросом в странах ЕЭС. Строителей, как мне говорили, удерживают сегодня зарплатами порядка 700 евро (то есть раза в полтора выше, чем в Москве и Подмосковье, но в несколько раз ниже, чем в Западной Европе).

Студенты, чтобы оплачивать свое образование на родине, почти поголовно на все лето уезжают на заработки за рубеж — уборщиками, судомойками. Если попасть в Скандинавию, а тем более в Штаты, и не лениться, то можно и $ 5000 за сезон привезти, уверяла меня жительница Каунаса (не такого многонационального, как Вильнюс, и уже совершенно прилизанного). Из всех прибалтов литовцев в эмиграции живет на порядок больше, чем латышей и эстонцев, вместе взятых. Может, это они и помогают студентам-землякам.

Так Литва инкорпорируется сегодня в большой мир, а Вильнюс претендует на место в первой десятке туристических центров Средней Европы — после Праги (до которой ему, как до неба) с Дрезденом, Будапештом и Краковом (которые уже поближе). В отличие от них всех вильнюсским музеям нечем особо похвастаться. Картинная галерея — хоть плачь. Ну фрески Репшиса на филфаке университета, ну фотографы в Литве сильные и прикладные ремесла всякие — страна-то до сих пор еще лесная, озерная, крестьянская. Но ведь далеко не все туристы предпочитают всему тишину музеев…

Больше чем сувенир

Для прогулок по кривым улочкам старого Вильнюса пригодились бы очки, на которые я набрел в знаменитом Музее янтаря. В тонкую стальную оправу этих очков вместо стекол вставлены были шлифованные пластинки янтаря, «с дымком» и щербатыми краями. Авторская работа, к ушной лапке прицеплена бирка «Made in Lithuania». В таких очках, пожалуй, и я смог бы почувствовать себя стопроцентным вильнюсцем и немножко литовцем. Но в Москве зачем они мне?

Вместо них я увез из Вильнюса янтарное прозрачно-мутное яичко размером с куриное. Пишу и грею его в ладони, напоминая сам себе, что есть его нельзя. Такое оно съедобное с виду, сочное, напитанное светом. Целая маленькая вселенная, в которую как-то хочется проникнуть.

Бедный родственник Гамбурга

Вокзал Риги меня приятно удивил. Внешне здание не изменилось, но рижане выпотрошили его, углубили и расстроили, а интерьеры привели к евростандарту. Стало чисто, просторно, удобно. Преобразилась и унылая привокзальная площадь — здесь похозяйничал бог торговли Меркурий, расставив по ее краю стеклянные кубы и башни супермаркетов и офисных зданий. По сравнению со зданиями старой Риги через дорогу выглядят они, конечно, уродливо, но по сравнению с сооружениями советского времени куда как стильно. В этой части города издалека видна облупленная «сталинская» высотка, уменьшенная копия московских. В ней и сегодня размещается захиревшая местная Академия наук. Получше выглядят необычная треногая телебашня за рекой и вантовый мост через Даугаву — не все и в недавнем прошлом было так уж плохо.

Я жадно всматривался в знакомые очертания Риги, ища в них приметы новизны. «Хайтековские» стекляшки заставили меня увидеть Ригу с неожиданной стороны. Даже в улочке, ведущей от вокзала к центральному проспекту Бривибас (так он теперь зовется), стали проступать черты… немецкого Гамбурга — и я уже не мог избавиться от своего дежавю. Правда, для этого пришлось сперва побывать в Германии. И действительно: это два старинных купеческих города, расположенные в устьях рек и входившие в средневековый ганзейский торговый союз. Готические шпили рижских кирх посреди застройки XIX века (поскольку оба города не раз выгорали и перестраивались) почти неотличимы от гамбургских. Воображение дорисовывало смелых мастеровых, карабкающихся, как муравьи, по хлипким деревянным стропилам на головокружительную высоту. С тех пор многое изменилось: Гамбург — богатейший в мире порт, а Рига — бедный родственник в ЕЭС, живущий с российского транзита в это самое Европейское сообщество. Риге очень хочется выглядеть балтийским Гамбургом хотя бы в мелочах. Я отметил, что на вокзале расписания отправления и прибытия разного цвета, как в Германии. На трамвайных остановках также появились расписания на вращающихся барабанах, хоть и не заметно, чтобы кто-то придерживался графика. Зато уж объявления в трамваях звучат стопроцентно по-немецки: те же музыкальные ноты в начале и в конце, те же интонации и даже голос. Приятным сюрпризом оказался функционирующий регулятор нагрева батарей в гостиничном номере. Пусть со стороны это выглядит немного комично, но не так смешно, как довоенные машины для чистки обуви с вращающимися щетками в старых отелях Вильнюса и Варшавы. Все же это движение в верном направлении.

Рига с высоты птичьего полета

Странное дело, но насколько Рига беднее Гамбурга, примерно настолько же она оказалась красивее его. Так как в обоих городах отсутствует рельеф, увидеть целиком их можно только с колоколен. В Риге лучшие виды открываются с колокольни собора Св. Петра. Туда я и направился на второй день На смотровую площадку на высоте 72 метра меня, как и в Гамбурге, поднял лифт. Чем-то моя особа заинтересовала пожилого лифтера. Как оказалось, он всего-то хотел продать гостю из России компакт с органной музыкой из Домского собора. От него я узнал две вещи. Что Домский собор закрылся этим летом из-за аварийного состояния стен и что смотровая площадка, куда он меня доставил, обнесена железными прутьями, чтобы помешать самоубийцам. Прошлой осенью с нее выбросился молодой парень. От панорамы Риги, от черепичных крыш под ногами захватывало дух, но, как я ни напрягал зрение, моей дальнозоркости не хватило, чтобы увидеть хоть полоску моря на горизонте. Зато я провел отсюда рекогносцировку местности и у меня созрел план дальнейших действий. Как у полководца Барклая де Толли, которому, кстати, недавно в Риге установили памятник. Первая часть плана не отличалась оригинальностью. Я захотел теперь взглянуть на то же самое снизу, с тротуаров.

Спускаюсь на землю

Каждый желающий попасть в средневековую Ригу должен был принести с собой два булыжника — именно такой была плата за вход. А как еще можно построить каменный город в устье реки? Самое сильное впечатление на приезжих с востока и юга производят основательность и масштабность здешних каменных построек. Возводили их немцы, и назови их хоть остзейскими, курляндскими или лифляндскими, строить от этого хуже они не стали. От времени пострадали только облицовка фасадов и коммуникации, а стены домов способны простоять еще бог знает сколько веков.

Сегодня интуристов в Риге хватает, хоть они и не бродят по ней такими табунами, как в эстонской и литовской столицах. Местный «бродвей» — это отрезок проспекта Бривибас, ведущий от памятника Свободы в сердце Старого города. У монумента гости и просто гуляющие любят фотографироваться с часовыми, чьи картузы и мундиры слегка напоминают Польшу времен Пилсудского. Затем они пересекают кукольного вида канал с лодочками и растекаются по узким улочкам, чтобы, побродив по ним, собраться за столиками ресторанных террас. В особый восторг всех приводит памятник сказочным бременским музыкантам (подарок города Бремена, откуда епископ Альберт и привел сюда крестоносцев, основавших в 1201 году Ригу; говорить об этом вслух — и раньше, и теперь — здесь считается неприличным). Местные живые музыканты под стеной Домского собора бременским не конкуренты. Не они привлекают сюда туристов, а золотые петушки на башенных флюгерах и всяческие забавные истуканы. В музее истории Риги и мореходства, скажем, это деревянная статуя босого покровителя рыбаков Св. Христофора, много веков простоявшая на берегу Даугавы (сегодня на берегу установлена ее копия). Там же можно увидеть великанское украшение-«устрашение» с носа парусника — жуткая харя! — и уморительного заводного барабанщика в рост человека, в чью деревянную спину врезан пружинно-шестереночный механизм. Мне позволили сфотографировать этого барабанщика, но сказали, что завести его нельзя, ключ утерян. Я живо представил себе, как лихо выстукивал он когда-то дробь, сзывая горожан с городской стены или балкона магистрата. Бедная кукла!