Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Любовь моя,
дважды в день я пишу тебе и каждый раз только о том, что Элизабет и Эмили мы не нашли. Но о том, что я обнаружил, я не писал.
А между тем я понял, что здесь незримо присутствует их брат. Я не могу отделаться от этого ощущения. Мы, я и Робин ехали по этой дороге. И теперь, куда бы я ни посмотрел, я вижу то, что когда-то мы видели вместе из окна кареты, с лошади, на которой сидели верхом. Мы видели именно это, когда шли пешком, и Робин время от времени сидел у меня на плечах.
Я пытался вытравить Робина из своей памяти с помощью вина, шлюх, драк и просто стараясь не замечать никого и ничего, что напоминало о нем. Но с тех пор как в моей жизни появилась ты, я покончил с этой трусливой тактикой. Окончательная черта была подведена, когда ты попросила свозить тебя в Бедфордшир. Я понял твои желания. Там жили две сироты – мои подопечные, о существовании которых тебе как журналистке не представляло особого труда узнать. Ты хотела приблизить их, как мисс Прайс, Бесс и Милли. Но я подумал, что каждую из этих трех девушек ты выбрала сама и, наверное, подходила к выбору тщательно. Ведь не каждая же бродяга и сирота могли попасть под кров твоего дома. Но потом я узнал, что сделала леди Дейн, сколько усилий она приложила, чтобы заставить мужа взять в дом его незаконнорожденного сына. И сделала она это потому, что считала Дейна ответственным за него. Уверен, и твой взгляд на чувство долга перед родственниками столь же однозначен.
Но мужчина так устроен, что, даже поняв свою неправоту, не может признать это без борьбы. Особенно если речь идет о мужчине, за которого ты вышла замуж.
Теперь я пожинаю плоды своего упрямства и похож на наездника, сброшенного лошадью и стегающего хлыстом самого себя. Вспомнить, к примеру, мою речь о преимуществах, которые ты получишь в результате замужества. Какой идиотизм, черт меня возьми! Вместо всей этой ерунды надо было сказать, что на моем попечении находятся две девочки и мне нужна твоя помощь в их воспитании. Но я не мог этого сказать. Я никогда не думал о них. Я стер их из своей памяти, так же как раньше поступил с Робином. Чарли оставил мне в наследство самое дорогое, что у него было, – своих детей, а я… А я, моя милая, все изгадил. Мне остается только молиться о том, чтобы получить шанс исправить ошибки.
Лидия сидела за туалетным столиком и как минимум в десятый раз перечитывала письмо Эйнсвуда. Его принесли ближе к полудню, и она сразу же отдала первый лист Тамсин, которая отмечала передвижение поисковых групп на разостланной в библиотеке большой карте. Вторую часть письма Лидия перечитывала, оставаясь одна в кабинете, во время перерывов между рапортами от участников операции, к сожалению довольно частых.
Сейчас была половина двенадцатого, и она получила уже второе послание от Вира за этот день. Но это был обычный доклад о том, что произошло в районе деятельности его группы. На него было легко отвечать. Никаких новостей, которые Лидия могла сообщить ему, не имелось, а новые предложения базировались на информации, выуженной по капле из истерических писем Доротеи, которые прибывали по нескольку штук ежедневно. Читая их одно за другим, Лидия постепенно узнала, например, какие вещи взяли с собой Элизабет и Эмили, и детально описала их в посланиях руководителям групп.
Вчера к этому списку добавились очки. Это навело на мысль, что расспрашивать можно о молодой женщине, путешествующей со служанкой, или о молодой женщине, которая могла быть компаньонкой или гувернанткой своей юной спутницы. Люди могли не помнить двух сестер, поскольку думали, что видели двух девушек, не состоящих в родстве друг с другом. Записки с этим сообщением Лидия разослала и всем своим лондонским информаторам.
Письмо, которое она больше всего хотела бы написать Эйнсвуду, состояло бы из единственной фразы: «Я еду к тебе». Но сейчас об этом можно было только мечтать. Лидия не могла оставить на Тамсин всю работу по координации поисков. Тамсин, безусловно, была очень организованной и собранной девушкой, но работы навалилось слишком много. Надо было отслеживать маршруты групп, отвечать на письма, думать о том, чтобы люди были заняты с максимальной пользой и ни о чем не волновались.
Поэтому вместо короткой записки Лидии пришлось писать мужу длинное обстоятельное письмо.
Это неправда, что ты «все изгадил». Ты немало сделал, пытаясь помочь. Как я теперь поняла, Чарли был, возможно, последним из своих братьев и сестер, кто сумел сохранить здравый смысл в той ужасной обстановке. После прочтения писем Доротеи, я не удивляюсь, что твои подопечные смогли заморочить ей голову. Поражает лорд Марс. Как человека, двадцать пять лет заседающего в парламенте, могли обвести вокруг пальца две девчонки школьного возраста? Но коль скоро это произошло, то уж подавно они могли обмануть извозчиков, владельцев гостиниц и простых крестьян. Так что не надо слишком пилить себя, мой дорогой. Из того, что мне удалось узнать, получается, что мы имеем дело с испорченными и очень хитрыми девчонками. Сразу предупреждаю: я намерена взять их в свои руки и заняться воспитанием.
Писать о Робине было значительно тяжелее. Но Лидия сделала и это.
Я хорошо понимаю то, что ты написал мне о призраке ребенка. Меня тоже вот уже пятнадцать лет не покидает Сара. Когда мы вновь будем вместе, то подумаем, что делать с этим. А пока я приказываю тебе: перестань мучить себя укорами. Постарайся вести себя так, будто Робин сейчас в самом деле с тобой, как это было однажды. Ведь мы ищем его родных сестер. Возможно, если ты сможешь взглянуть на мир его глазами, то поймешь и то, как видят мир они. Доротея сообщила мне, что Робин был с тобой шесть месяцев. Она пишет, что не узнала мальчика, когда вы вернулись, что он совершенно изменился. Каким трюкам ты успел научить его за полгода, испорченный ты человек? Постарайся вспомнить, потому что Робин мог научить тому же и своих сестер. Как ты думаешь, не смеются ли они сейчас над теми, кто разыскивает их, заставляя горе-наблюдателей принимать черное за белое и наоборот?
Письмо Вира сильно взволновало Лидию. Она понимала, как больно ему было писать о Робине. Вир жил с этой болью много лет, отчего ворошить ее было еще тяжелее. Но тем ценнее было то, что он доверился ей, и тем труднее найти правильный ответ. Можно было просто утешить его, постараться облегчить эту боль тем, что и ей тоже жаль Робина. Но она не очень верила, что Виру могло помочь слезливое, сентиментальное сюсюканье, подобное тому, которым были пронизаны письма Доротеи.
Перечитав письмо Вира еще раз, Лидия решила: она избрала правильный тон и нашла нужные слова. Она понимает его боль, понимает, как он переживает о смерти Робина. Но сейчас волноваться нужно не о нем, а о Элизабет и Эмили, и Лидия попыталась настроить мысли мужа на это. От него требуются не бесплодные страдания, а желание сделать что-то ради тех, кого любишь и кто тебе дорог. Главное на данный момент – найти девушек. Все остальное должно отойти на второй план.
Лидия отложила письмо и сошла на первый этаж отпустить Тамсин в спальню. Берти Трента в доме не было. Он взял Сьюзену и пошел на «вечернее патрулирование». Ему предстояло курсировать вдоль Пиккадилли между дорожной заставой Гайд-парка, где Элизабет и Эмили, как многие приезжающие в Лондон, могли выйти из кареты, и Дюк-стрит, где можно будет их увидеть, если они направятся в сторону Сент-Джеймс.
