Верховное командование со своей стороны приняло на всякий случай некоторые меры предосторожности на Северном фронте, хотя имперский канцлер и не опасался за позицию Голландии и Дании.

Укрепление позиций в Северном Шлезвиге сильно подвинулось вперед. Мы могли ограничиться здесь незначительным усилением пограничной охраны небольшим количеством кавалерии. Временно туда был переведен штаб одного корпуса, чтобы изучить местные условия. На германо-голландской границе пограничная охрана была сведена в дивизии и подчинена штабу корпуса, расположившемуся в Мюнстере. Укрепление позиций до сих пор велось здесь в очень небольших размерах. На бельгийско-голландской границе сделано было также немного. Не хватало рабочих рук. В остальном наши оборонительные мероприятия разрабатывались только на бумаге. Освобождающиеся в Румынии войска должны были осуществить их только в случае нужды, вообще же они предназначались для усиления Западного фронта. В первую очередь они перебрасывались в Бельгию.

IV

В середине января верховное командование получило из министерства иностранных дел копию заявления графа Бернсторфа от 10 января, в котором он говорил, что меморандум о вооруженных торговых судах «приведет к крушению мирное посредничество президента Вильсона». Это меня поразило. Об особом посредничестве президента больше не было и речи. Между тем граф Бернсторф в своем донесении от 10 января мог подразумевать только шаги, сделанные президентом 18 декабря, на которые Антанта ответила официально только 12 января, разрешив вопрос, как мы этого ожидали. По-моему, ничего нового не произошло. Имперский канцлер был того же мнения. 16 января в ответе графу Бернсторфу он высказался в таком духе: «Мы решили пойти на риск (разрыва и возможной войны с Соединенными Штатами)». Эта телеграмма не успела еще, вероятно, попасть в руки к графу Бернсторфу, как он сам телеграфировал в министерство иностранных дел: «Если военные соображения не являются безусловно решающими, крайне желательна отсрочка (неограниченной подводной войны). Вильсон надеется добиться мира на основе предложенного нами равноправия всех народов».

Статс-секретарь министерства иностранных дел, передавая эту телеграмму, прибавил, что он ходатайствовал перед начальником морского штаба об установлении предположенных посланником льготных сроков для нейтральных судов, с целью уменьшить опасность разрыва с Америкой. Я уже сказал, что мы на это согласились. Значит, министерство иностранных дел в этой телеграмме Бернсторфа не усмотрело никакой перемены общего положения. В противном случае статс-секретарь указал бы на это.

Для меня не была ясна вся переписка правительства с посланником, так как я был знаком только с отдельными документами из нее.

Я стоял в стороне от переговоров с Соединенными Штатами. Имперский канцлер и статс-секретарь министерства иностранных дел жаловались на затруднительность сношений с посланником и вызванные этим обстоятельством неясности. Их долгом было использовать всякую возможность, чтобы избежать разрыва с Соединенными Штатами, несмотря на неограниченную подводную войну.

29 января имперский канцлер фон Бетман и статс-секретарь д-р Циммерман неожиданно для меня прибыли в Плессе. Мы были вызваны к императору для совместного совещания. Дело шло о новом мирном посредничестве президента Вильсона. Имперский канцлер прочел составленную им инструкцию графу Бернсторфу, в которой он высказывался за мир на условиях status quo ante (состояние до).

Насколько я помню, в качестве основы для возможных мирных переговоров, когда представится случай, должны были быть сообщены президенту Вильсону следующие условия:

«Возвращение оккупированной Францией части Верхнего Эльзаса.

Установление границы Германии и Польши с Россией, которая обеспечивала бы их в стратегическом и экономическом отношениях.

Возврат колоний в форме соглашения, которое обеспечило бы Германии колониальные владения, соответствующие численности ее народонаселения и ее экономическим интересам.

Возврат Франции оккупированных Германией французских областей, но при условии исправления границы, согласно стратегическим и экономическим интересам Германии и финансовой компенсации.

Восстановление Бельгии, с известными гарантиями для безопасности Германии, которые подлежат установлению путем переговоров с бельгийским правительством.

Экономическое и финансовое возмещение при обмене завоеванными обеими сторонами областями, подлежащими возвращению при заключении мира. Возмещение убытков пострадавшим от войны германским предприятиям и частным лицам.

Отказ от всех экономических соглашений и мероприятий, которые послужили бы препятствием для нормальной торговли и сношений после окончания войны и заключения соответствующих торговых договоров.

Свобода морей».

Это были единственные условия, которые доводились Германией до сведения неприятеля и разрабатывались при моем участии.

Отсрочки неограниченной подводной войны имперский канцлер не потребовал. Посланник был уполномочен сделать заявление, что имперское правительство согласно отдать приказ о приостановке подводной войны, как только будет иметься основа для успешных мирных переговоров. Генерал-фельдмаршал и я согласились с этим.

Все это разыгралось необыкновенно быстро в одном из покоев императора. Подарки ко дню рождения еще стояли тут же; у меня осталось в памяти прекрасное изображение крейсера «Эмден». Сейчас я уже не могу изложить более подробно обстоятельства и ход этого дипломатического шага. После окончания обсуждения я высказал генерал-фельдмаршалу свои опасения по поводу способа, которым мы привлекались к соучастию в таких крайне важных решениях. С одной стороны, у нас не было ясного представления о положении дел, с другой – мы разделяли моральную ответственность.

31 января в Вашингтон была передана нота с объявлением подводной войны в запретных зонах, а также, как мне помнится, инструкция имперского правительства от 29 января.

После 9 января не явилось никаких новых военных соображений, которые могли бы побудить генерал-фельдмаршала или меня изменить нашу точку зрения на крайнюю необходимость подводной войны.

По докладу начальника морского штаба в Вене австро-венгерское правительство также приняло решение вести своими подводными лодками неограниченную войну. Я с благодарностью приветствовал этот дружественный шаг нашего союзника и был в нем уверен. Подводная война могла иметь значение только при условии ее развития также и в Средиземном море, где условия складывались особенно благоприятно; нужно было топить как можно больше судов. Генерал фон Конрад также высказался за участие Австрии. Когда граф Чернин в 1918 году сказал, что он согласился на неограниченную подводную войну, чтобы избежать конфликта с Германией, то это явилось для меня новостью. Никто не думал оказывать на Австро-Венгрию военного давления.

Для оценки настроения на родине важное значение для меня получил отчет о заседании рейхстага 27 февраля, из которого следовало, что германский народ, после крушения наших мирных попыток, почти единогласно присоединился к правительству. Вождь социалистов большинства, г. Шейдеман, хотя и отклонил ответственность за подводную войну, но заявил следующее:

«Весь мир поймет глубокое удовлетворение, которое мы почувствовали, когда правительство предложило мир всему миру, приводя доводы, близкие к нашим. Когда же