— Как вам нравится наша погода, мистер Хименс? — спросил широкоскулый подтянутый генерал с голубыми авиадесантными погонами; у него и глаза были такие же голубые‑голубые и чуточку наивные.

— Замечательная погода. Солнце, легкий теплый весенний ветерок, такой воздух, что мы, — он кивнул на Тони Эдкока — не удержались и часа три гуляли по Вашингтону. Давно я здесь не был, давно…

— Вам нужно приехать к нам еще раз, мистер Хименс, чуть позже, — сказал другой генерал; у того были зеленые общевойсковые погоны. — Сейчас у нас, в Вашингтоне, немного шумно. Но скоро мы наведем порядок… А вишни, кажется, уже зацвели на набережной?…

— Да, перво‑наперво мы направились с Тони на набережную Потомака. И не прогадали. Получили массу удовольствия. Таких вишен я не видел ни в одном городе. Настоящие сакуры!

Беседа велась непринужденно, велась почти с час и все вокруг погоды, весны, памятников столицы, и порой начинало чудиться профессору, что этих генералов вовсе не интересуют его генераторы ГМП, что они, эти вояки, располагают уймой свободного времени. Но все же между лирическими речами нет‑нет, да и были заданы ему три‑четыре наводящих вопроса о параметрах генератора, о его пропускной способности, о сроках изготовления первой партии установок. Еще генералы высказали свои пожелания дальнейшего сотрудничества с профессором. Сидевший с краю от Хименса человек в штатском, с отеками под прищуренными серыми глазами, спросил в конце беседы у Хименса, устраивает ли его сумма в 600 миллионов долларов на пять лет, по 120 миллионов в год?

Профессор, хотя и рассчитывал на солидный контракт, но такой большой суммы от Пентагона и не ожидал. Он что‑то промычал и сильно закивал головой в знак согласия. Тони Эдкок попытался сказать, что нужно еще обговорить некоторые детали, что для выполнения этого договора им будет нужен их сотрудник Дик Ричардсон, но генералы и тот, в штатском, дружелюбно заулыбались, мол, это пустяки, мелочи, это мы решим в рабочем порядке.

Когда они выпили еще по бокалу сухого марочного вина, третий генерал, молчавший все это время, спросил у Хименса, может ли он при помощи своего генератора ГМП перебросить в заданную точку Земли эскадрон всадников. У генерала были длинные пушистые усы, и он кого‑то профессору напоминал, тоже какую‑то сильную знаменитую личность. Хименс, икая и жестикулируя, ответил, что это ему ничего не стоит, что он вмиг доставит лошадей куда следует, что стоит только нажать ему на кнопку и все, они враз окажутся на поле боя. А там пусть машут шашками, это уже их дело, это уже их профессия, и не ему, профессору Хименсу, их учить, кому и как сносить голову. Еще он сказал, хотя его об этом и не спрашивали, что он патриот, что он любит очень Америку и что он будет усиленно трудиться на благо всей нации, на благо процветания Штатов. И он даже попытался спеть какой‑то куплетик военной песни. Но генералы затянули свою, бравурную, пошловатую солдатскую песенку «Ай да парень, этот Бобби!» Профессор подпевал, но из‑за того, что не знал ни одного слова из нее, часто сбивался и чуть‑чуть злил генералов.

Потом их проводил тот же конопатый офицер по всем залам. Хименсу не терпелось заглянуть в кабинет к генералу Абрахамсу, но офицер, снисходительно улыбаясь, сказал, что там сейчас большая очередь, слишком много желающих, и что вот в перерыв он их заведет туда через служебную дверь, и они смогут увидеть то окно, из которого генерал выбросился вниз головой, когда казнили «Вдовушку». Они спустились в подземные стратегические штабы, посмотрели там работу военных операторов, восседавших перед большими плоскими экранами во всю стену. Взлетали и садились реактивные истребители на аэродромах, удаленных от Пентагона на тысячи миль. Атомные подводные лодки типа «Трайдент‑2», переоборудованные давно в простые подводные лодки, выбрасывали из своих пусковых шахт баллистические ракеты в направлении Союза. Атомные подводные лодки типа «Тайфун‑2», переоборудованные давно в простые лодки, выбрасывали из своих пусковых шахт баллистические ракеты в направлении Штатов. И у первых, и у вторых все 192 ядерные боеголовки давно были заменены пиротехническими фейерверками. Те взрывались где‑то высоко в воздухе, пораженные ракетами противника, оставляя на экранах красочные следы. И те и другие военные при этом радовались и повизгивали как дети, тут же названивая или в Пентагон, или в Кремль, сообщая, что счет уже 18:19, и что они победят в этой игре, и предлагали даже заключать пари.

Профессор не любил эти игры, как ни странно, у него от грохота потом долго болела голова. Не любил он и самих военных, одетых в одинаковое обмундирование. Ему почему‑то казалось, что и в душе все они одинаковые, все они серые, блеклые, что и мыслишки у них у всех одинаковые, серые, ординарные, блеклые. И лишь только индивидуум с ярко выраженными чертами самобытности, со своей неповторимой психикой, заслуживал — по мнению Хименса — уважения и внимания. И он, профессор, никогда бы не надел на себя этот зеленый мундир с этими стандартными медными пуговицами, с этими стандартными погонами. Но, с ними можно неплохо сотрудничать. Такой договор!..

Здесь же внизу их познакомили с представителем ЦРУ, зашедшим сюда или случайно, или по заранее обговоренному плану. Он высказал пожелание тоже заключить договор с фирмой «Хименс и Электроника». Их отвезли в здание на авеню Пенсильвания, где и был подписан контракт на 80 миллионов долларов.

* * *

Под вечер они побывали и в Белом доме, встретились с самим президентом Ральфом Хилдбером. Тот, чуточку уставший, но no‑прежнему такой же подтянутый и с такими же большими ушами, принял их в Овальном кабинете. Модернистские картины на стенах, желтая обивка мебели, полукруглый диван, шкафы с книгами, дюжина тевидов — все было так, как и показывали не раз по телевидению.

Ральф пригласил профессора и Тони сесть с ним рядом на диване. Те и сели. Но профессор, видимо, сгорая от любопытства, тут же вскочил и подбежал к окну, вглядываясь в мрак сквера Эллипс. Действительно, из окна был виден памятник основоположнику билля о правах человека, признавшего право народа на революции, забастовки, на выступление против нарушения свободы слова, убеждений, печати, президенту Джефферсону. Но сейчас у памятника поблескивали касками парашютисты. А чуть ли не в голову Джефферсону целились ракеты типа «земля‑воздух», уставившись своими острыми носами куда‑то вверх. Под кустами сидели и лежали солдаты. Чуть левее светились на шпиле памятника Вашингтону красные сигнальные огни для самолетов.

Выпили с президентом по бокалу хорошего сухого вина, поговорили о погоде, о цветущих на набережной Потомака японских вишнях, подаренных когда‑то еще давно жителями Хиросимы. Хименс вставил словечко о своем сотруднике Дике Ричардсоне. Президент, словно ожидая эту просьбу, тут же сообщил, что все уже выяснилось, и, как передал ему пять минут назад по тевиду директор ФБР Берни Шенк, настоящий убийца мадам Нонг Ки был вчера схвачен полицией в Питтсбурге. Им оказался негр‑круглик некий Джекс Гэмс. Он уже во всем сознался. При перевозке его в другую тюрьму пытался бежать, и был застрелен полисменом. Завтра это вы прочитаете во всех газетах.