Колоксай обвел палату орлиным взором. Круглые глаза хищновсматривались в гостей, и все эти удельные князья, независимые, поспешновздергивали кубки. Вино плескало через края, но они ловили его взгляд,улыбаться начинали уже иначе, уже как подданные, верные государю.

По всей палате от края до края прокатилась волна голосов:

— За красоту!..

— За наших женщин...

— За них, проклятых...

— Пьем до дна, как пьем...

Колоксай с победной усмешкой поднес кубок к губам, глаза егонапоследок стрельнули по залу, и все поспешно припали к своим чашам. Мишвнезапно ухватила его за локоть:

— Не пей!

Он вскинул брови, синие глаза с такой открытой влюбленностьюсмотрели ей в рот, что она ощутила желание тут же прибить этого мужествен-ногодурака, такого бесцеремонного, наглого и красивого.

— Что случилось? — удивился он.

— Ты, — прошептала она, — ты... уже вчера выпил достаточно.Тебе станет плохо...

— Не станет, — сказал он уверенно.

— ...От этого вина, — добавила она с усилием.

Его взгляд был острее кинжала, но голос прозвучал так женежно:

— Что я буду за князь... да что вообще за мужчина, если,провозгласив тост, сам не пью?.. Да еще не за каких-то богов или царей, а заженщин?

Его кадык мерно задвигался, она почти видела, как винопереливается из огромного кубка в его тело, расходится, смешиваясь с кровью.

В ее глазах страх перешел в ужас, который никто не заметил,каждый занят своей чашей, а Колоксай уже с натугой сделал последний глоток,вскинул над головой золотой кубок:

— За наших женщин!

По всей палате прокатилось:

— За женщин...

— За всех женщин...

— За красоту, ради которой...

Колоксай вздрогнул, пальцы на кубке судорожно сжались. Всеуслышали скрежет сминаемого металла. Затем пальцы разжались, кубок замедленновыпал, ударился о колено, отскочил и покатился по каменным плитам, звякая тонкои плачуще, подпрыгивая, наконец завертелся вокруг своей оси.

Побледневший Колоксай ухватился за живот, его согнуло, быловидно, с каким усилием он заставил себя выпрямиться, даже выдавил бледнуюулыбку. Лицо его стало усталым, словно после трехдневной битвы. Пальцы поползливверх, Миш видела, как кончики с силой вдавились в левую сторону груди, словнопытались остановить прыгающее сердце.

Воевода подпрыгнул, глаза стали круглыми:

— Колоксай!.. Эй-эй!.. Где чертов лекарь?.. Что с мужемнашей царицы?

Колоксай зло оскалил зубы, со вчерашнего дня он уже нетолько муж их царицы, но отныне он... Дыхание вырывалось с хрипами, грудьходила часто, нагнетая воздух в отравленную грудь.

Царица медленно поднялась, лицо ее было белее снега. Воеводапосмотрел на нее, на Колоксая, в глазах мелькнула злость, заорал мощно,перекрывая шум и гам:

— Лекаря!.. Лекаря, а то я...

Подхватил Колоксая, похлопывая по широкой спине, словно тотпросто поперхнулся, но воевода, похоже, другого лечения просто не знал. На лицестарого воина был страх, что, если этот воитель помрет, тогда не будет победныхпоходов в соседние земли, не будут гореть чужие хаты, не приведут богатыйполон, не вытопчут хлебные поля гнусных соседей!

Придворный лекарь, несмотря на седую бороду до пояса,примчался как мальчишка, упал на колени, быстро ощупал лоб Колоксая, заглянул врот, отшатнулся:

— Да там все черно!.. Неужто отравлен?.. Данько, быстрокнязю рвотное!

Один из молодых гридней бегом сорвался с места, следомпобежали добровольные помощники. Дружинники подхватили Колоксая под руки, встащилиобратно на трон. Витязь задыхался, его синие глаза побелели от боли. Миш знакомвелела нести мужа за ней, а сама почти бегом метнулась из палаты.

Во дворе на свежем воздухе герою стало чуть легче. Ветерслизывал крупные капли пота, синие жилы напряглись на висках, распухли. Всембыло видно, как толчками по ним двигается кровь, а синие вены потемнели, сталипохожими на пиявок, что насосались крови.

Гридня со рвотным все не было, хотя слуги метались в егопоисках, как муравьи за сбежавшим тараканом. Колоксай лежал на спине, глазасмотрели в синее небо, снова ставши ярко-синими, но теперь в них простоотражалось безоблачное небо.

Миш стояла, заломив руки, в ногах Колоксая. Он попробовал ейулыбнуться, губы уже почернели. Она вскрикнула тонким птичьим голосом, в глазахзаблестели слезы:

— Керкодуба отыскать, быстро!.. Он знает все яды.

— Но Керкодуб вчера уехал в соседнее княжество, — напомнилией торопливо. — Ты сама изволила отослать...

— Вернуть! — вскрикнула она с отчаянием в голо-се. —Вернуть!!!

Олег очнулся как от удара. Вздрогнул, вскочил, кулаки сжаты,перед глазами еще скачут призрачные кони, в голове затухающий лязг железа,крики, стоны, ржание, треск горящих домов. Когда зрение очистилось, онобнаружил, что стоит в готовности к схватке в каморке для прислуги. Вединственное окошко бьет солнечный свет, а крики из-за окна в самом деле звучаттак, словно идет резня.

По телу прошла холодная волна. Стены пронеслись мимо,грохнула, ударившись о стену, дверь. Он вылетел во двор, залитый ярким солнцемтак, что словно вбежал прямо в солнце.

На той стороне двора толпился народ, празднично одетыегости. Вокруг носились челядины, стражи воинственно хлопали по рукоятям мечей излобно озирались, но Олег ощутил, что воздух пропитан страхом и безнадежностью.

Гости распахивались, как колосья перед бегущим через житноеполе кабаном. В середине круга лежал на спине Колоксай, Миш стояла на коленях,ее ладони бережно придерживали ему голову.

— Что с ним? — спросил он и тут же осекся.

Колоксай с трудом раздвинул запекшиеся губы, лицо сталожелтым, а глаза запали как у смертельно больного:

— Похоже, что... я... добрался...

Сквозь толпу протолкались гридни, в середке тащили щуплогостарика, плешивого, с длинной бородой, заткнутой за пояс. Его стоптанные сапогипочти не касались мраморных плит.

— Лекарь, — заговорили в толпе гостей, — главный надтравниками...

При виде распластанного, как рыба на столе, человека оноживился, с неожиданной силой отпихнулся от дюжих рук, упал на колени иприльнул ухом к груди Колоксая. Олег видел, как розовое старческое лицо сталосерьезным, брови взлетели на середину лба.