и медсестры снуют туда-сюда, больные стонут, кого-то приносят, кого-то уносят. В общем, все в движении. А ты лежишь и никак не можешь на это все отреагировать. И беспомощность очень угнетает. А потом, через некоторое время, наступает внутренняя тишина.

– Понимаю, принятие.

– Предпочел бы слово «смирение». Хотя суть не поменяется. Да. И, знаете ли, очень благотворное ощущение. Я, можно сказать, на физическом уровне понял, что означает фраза «сила Божия в немощи совершается». Миллион раз ее читал, другим говорил, а до последнего момента, как выясняется, не понимал. Но как понял, сразу жизнь новыми красками заиграла. И мне стало очень-очень хорошо! Как у апостола Павла – шоры упали с глаз, и совсем другое видение открылось.

– Какое же?

– Что мы не там ищем ресурсы, не в том пытаемся найти силы и очень ошибаемся насчет своей свободы. Мы декларируем, что каждый из нас личность, но палец о палец не пытаемся ударить, чтобы эту личность раскрыть. Все, что есть в этих так называемых личностях, – всего лишь внешняя оболочка и мишура, причем занятая у каких-то «лидеров мнений», как сейчас модно говорить.

– Инфлюэнсеров.

– Да-да. У них, – улыбнулся монах. – У некоторых же погоня за собственной свободой так вообще приводит лишь к еще большему внутреннему рабству. Знаете, как писал Достоевский: «В нынешнем образе мира полагают свободу в разнузданности, тогда как настоящая свобода – лишь в одолении себя и воли своей, так чтобы под конец достигнуть такого нравственного состояния, чтоб всегда во всякий момент быть самому себе настоящим хозяином. А разнузданность желаний ведет лишь к рабству вашему»[7]. Но что в результате (я разнузданность имею в виду)? Еще большие комплексы, неудовлетворенность, проблемы со здоровьем и физическим, и психическим, поломанные судьбы. Это разве свобода? Вы, как психолог, наверное, даже лучше должны это понимать.

– Конечно. С такого рода «освобожденными» имею дело каждый день.

– Могу представить. Так вот… Маска помогла мне практически понять, что такое «внутренняя тишина», что такое «заглянуть в себя», что такое обрести внутреннюю свободу. Молол-то языком я об этом довольно регулярно, но вот понять, как выясняется, по-настоящему никогда не мог. Потому что мне всегда мешали собственные неудовлетворенные желания, которым я никогда не отказывал: захотелось поесть – пошел поел, захотелось книгу почитать – пошел почитал.

– Вот уж не думал никогда, что в монастыре такая вольготная жизнь.

– Конечно, я утрирую немного, – прищурился отец Серафим. – Но сугубо для того, чтобы мысль моя была яснее. Так-то, безусловно, режим у нас достаточно суровый. Даже для настоятеля. Главное, каждый из нас (практически каждый) почти никогда не отдает отчета своим действиям, мы слепо волочемся за своими желаниями и практически не рефлексируем по этому поводу. Это, кстати, одна из причин, по которой Иуда продал Христа, если хотите.

– Внезапно.

– Что?

– Переход резкий. Но мне очень интересно, что вы думаете. Сколько раз доходил до этого эпизода в Евангелии и никогда не мог понять логики. Он же был полноценным апостолом, как я понимаю, исцеления совершал, бесов изгонял, видел все чудеса, включая хождения по воде, и как тысячные толпы небольшим количеством хлебов кормили. А потом взял и предал. Ни с того ни с сего. А потом еще и деньги выбросил.

– Потому что мыслите категориями современного человека, а не иудея двухтысячелетней давности. А если бы попробовали встать на место Иуды, то логика бы весьма четко прослеживалась.

– Боже упаси!

– Так-то да, учитывая жуткий финал. Но если понимать, что он был плоть от плоти того общества, а также внутренние устремления (это к вопросу о «свободах») – все встанет по местам. Ведь что мы имеем? Точнее, они имели: иудейский богоизбранный народ, утвердившийся в своей исключительности, оказывается под римской оккупацией. То есть фактически порабощен язычниками, к которым они, по закону, даже в дом заходить не могли, чтобы не оскверниться. Именно поэтому суд над Христом у Пилата происходил не внутри дома, а во дворе, иначе бы все присутствующие иудеи не смогли есть вечером пасхальную трапезу. Их общество пытаются встроить в римское общество, опять же – языческое. Никому это, естественно, не нравится. Появляется сопротивление. Зилоты, помните?

– Ага.

– Но это самое радикальное движение. Остальные же просто ждут Мессию. И как бы пророки приход обещают. Однако понимание Мессии у иудеев связано не с духовной плоскостью. Его ждут как Царя иудейского. В чем, кстати, Христа потом и обвинили – в притязании на царскую власть. Но это была насмешка со стороны первосвященников, которые думали, что уязвят Его таким образом. Потому что им был важен именно политический лидер. Как и всему остальному иудейскому обществу. Более того, все они ждали, что Он станет не только правителем Иудеи, но и распространит свою власть на остальной мир, который весь станет Царством Израилевым. Понимаете? Ни больше ни меньше. А тут вдруг появляется Человек, называющий себя Сыном Божиим и Христом, обладающий сверхчеловеческими способностями, но совершенно не собирающийся свергать римлян и не делающий никаких политических заявлений. Естественно, что иудейский истеблишмент в растерянности. Как сие понимать? Вначале они просто за Ним наблюдают, потом провоцируют, потом начинают бояться. Потому что непонятно, что Он такое. Помните, у Иоанна, после того как Христос воскресил Лазаря, говорит первосвященник Каиафа: «Он слишком много чудес творит, и весь народ идет за Ним, как бы не случилось так, что это не понравится римлянам и они придут и покарают нас». Потому что неизвестность пугает. Дальше вы знаете…

Так вот, Иуда мыслил теми же самыми категориями. Более того, в отличие от первосвященников, он не сомневался в возможностях Христа. А поскольку, как пишет Евангелие, он ходил с ковчежцем для пожертвований, то, судя по всему, был еще и казначеем апостольской общины. И при этом же евангелисты характеризуют его как сребролюбца и вора. То есть, по всей видимости, периодически Иуда свою руку в ковчежец запускал, и не для общественных нужд. Думаю, можно с большой долей вероятности предположить, учитывая вышеизложенное, что он тоже ждал возвышения Христа, но с совсем другой целью. У него был личный интерес. Может быть, он мыслил себя ни много ни мало министром финансов в будущей имперской системе. Представляете – главный финансист в мировой империи? Это же вершина карьеры! Поэтому он тоже наблюдает, видит все и ждет. А когда Христос входит в Иерусалим и Его встречают как царя, наверняка думает, что вот – время пришло! Но нет. Учитель не спешит с узурпацией трона. Наоборот, вместо этого вступает в полемику с первосвященниками, выгоняет торговцев из храма, говорит о том, что Его должны