Оливия в немом восхищении только кивала головой.

– Позволь-ка!

Одри ловко собрала распущенные по плечам волосы Кристины в некое подобие высокой прически, слегка закрепила ее парой шпилек, тут же нашедшихся в карманах ее жакета, и украсила живописный и слегка небрежный узел диадемой.

– Ну вот, теперь ты похожа на настоящую принцессу, – Одри отступила назад и сложила на груди руки с видом художника, оценивающего свою работу. Взгляд ее спустился вниз. – Осталось только надеть серебристые туфельки или даже босоножки. Пожалуй, все-таки босоножки. Что скажешь?

Кристина моргнула, и фигура Ника в зеркале растаяла.

– Д-да, неплохо, – губы все еще ее не слушались.

Галлюцинации галлюцинациями, а реагировать надо, а то мать и Одри того и гляди перенесут свое деятельное внимание с одежды на нее саму и моментально заподозрят неладное.

Все, надо брать себя в руки.

Она вымученно улыбнулась и даже покрутилась у зеркала, отчего платье сначала заструилось по ногам, а потом раскрылось внизу, как бутон лилии.

И надо же было, чтобы именно в этот момент Одри произнесла:

– Твой парень будет просто в восторге, не сомневайся!

Краска отхлынула от лица Кристины. Возникло непреодолимое желание тут же стянуть с себя это мерзкое платье и не показываться в нем на людях.

Бог с ней, с продавщицей, она всего лишь хотела сказать что-то приятное юной клиентке. Но она сама! Как могла такое подумать она! «Нику понравилось бы»! Еще и в зеркале его увидела. А он-то здесь вообще при чем?

Миссис Риверс внимательно наблюдала за дочерью, и, конечно же, от нее не укрылось то, как эмоционально та отреагировала на простые вежливые слова. Она кивнула и постаралась как можно спокойнее ответить за дочь, заледеневшую в злом молчании у зеркала:

– Да, вы совершенно правы, Одри. В полном восторге!

Чтобы продавщица не успела сказать еще что-нибудь о несуществующем парне Кристины, Оливия мягко подтолкнула дочь обратно в примерочную и добавила:

– Ну что, ж, спасибо вам огромное за помощь, мы берем это чудное платье и диадему тоже. Будьте любезны, запакуйте их. Вы принимаете карточки?

Когда они вышли из салона на улицу, миссис Риверс как бы невзначай поинтересовалась, изучающе глядя на молчащую дочь:

– Кристина, выходит, в твоих планах ничего не изменилось? Ты все-таки идешь на бал одна?

– Нет. С Мирандой.

– С Мирандой. На самом деле я имела в виду…

– Я поняла, что или, вернее, кого ты имела в виду, мама, – напряженно произнесла Кристина, делая вид, что внимательно смотрит на светофор. – Я иду без парня. Ведь именно это ты хотела узнать? Я ведь уже говорила вам с папой за ужином, если ты помнишь.

Господи, как же она смертельно устала! Последнее время она словно несла на плечах тяжкий груз, который невозможно было сбросить. И сил у нее оставалось все меньше и меньше.

Она устала постоянно отговариваться, делать вид перед родителями, что все нормально, что ее не мучают кошмары по ночам, что она спокойно ходит в школу…

Ей опротивело появляться на улицах Хиллвуда, потому что теперь постоянно казалось, что каждый прохожий оборачивается ей вслед и буравит спину осуждающим взглядом.

Но особенно ее изводил Ник Вуд. Не подходя к ней, не заговаривая, почти не встречаясь с нею, он выматывал ей все нервы одним своим существованием. Как ни хитрила Кристина, как ни пряталась от него в школе, они все равно сталкивались, пусть крайне редко, но все-таки… В остальное время ее неотступно преследовал его образ, терзал, не давал вздохнуть. Во сне она постоянно видела перед собой его красивое лицо, его глаза, потемневшие, почти черные от боли, его длинные тонкие пальцы, судорожно сжатые в кулаки.

А теперь видит его и наяву тоже. Вот, пожалуйста, только что в зеркале… И никуда не деться.

И тут еще мать прицепилась!

Как только загорелся зеленый свет, Кристина шагнула на зебру и, видя перед собой только чередующиеся черно-белые полосы, пошла через дорогу. Но Оливия не отставала, ни в прямом, ни в переносном смысле.

– Да, говорила, но это было три дня назад, и я подумала, а вдруг что-то изменилось… А как же этот мальчик, Ник? Разве он не пригласил тебя? Мне казалось, что вы…

– Нет, мама, – перебила ее Кристина, в ее голосе появились первые звоночки раздражения. – Я иду с Мирандой. Это все по данной теме!

Оливия поджала губы.

– Хорошо. Дело твое.

Она подавила вздох и миролюбиво предложила:

– Ну что, идем за босоножками?

* * *

Ник сидел почти в самом углу зала за столиком, отгороженным от остальных широкой тумбой, украшенной разноцветными шарами и гирляндами с бегущими огоньками. Но со своего места Кристина прекрасно его видела и боковым зрением отмечала все его движения.

Он не вставал со стула с самого начала праздника. Общее веселье его словно не касалось: он не принимал участия в играх и конкурсах, не поднимался на сцену, чтобы выступить перед учителями со словами благодарности, не выходил на танцевальную площадку и практически ни с кем не разговаривал.

Казалось, Вуд был всецело поглощен собственными мыслями, судя по выражению его лица, невеселыми. Вытянув длинные ноги, он откинулся на спинку стула и смотрел невидящим взглядом куда-то в угол сцены. Стакан с водой в его руке был полон, к угощению он даже не притронулся. Его поза, по наблюдению Кристины, не менялась вот уже более часа.

Торжественная часть выпускного вечера прошла в школе довольно быстро, а потом выпускники перебрались в самое большое городское кафе, специально подготовленное к этому случаю.

Странно, что Вуд вообще сюда пришел.

Сама она веселилась на всю катушку, танцевала и без конца пила шампанское, чем вызвала легкое удивление Миранды, которая, не удержавшись, заметила:

– Послушай, Крис, в последнее время ты чуть ли не каждый день меня поражаешь, честное слово! Я и подумать не могла, что ты можешь столько пить. Может, хватит?

– Вполне может быть, – рассмеялась Кристина, допивая бокал.

Она вскочила из-за стола и потащила подругу танцевать.

Никто в этом зале, включая Миранду, не догадывался о том, чем же вызвано безудержное веселье Кристины Риверс. Обычно сдержанная, замкнутая и, по мнению многих, заносчивая, сегодня она была само очарование: шутила с девочками из класса, танцевала с парнями медленные танцы, даже выиграла бутылку шампанского в конкурсе эрудитов, где соревновались столиками.

И только она одна знала причину своего столь непривычного для всех поведения.

Сегодня выпускной. Сегодня ее последний день в этой маленькой школе этого маленького городка, этой осточертевшей ей дыры. За год, проведенный здесь, она, конечно, немного привыкла к Хиллвуду, горожанам, одноклассникам: человек привыкает ко всему, даже к жизни в сыром стоячем болоте. Она искренне, всем сердцем, привязалась к Миранде – своей полной противоположности. Она с отличием закончила учебу, что на самом деле не составило большого труда, и поступила в престижный университет. Но при всем при этом ей все-таки было здесь тяжело, как бы она ни скрывала это от самой себя, от родителей и от друзей.