— Ее зовут Цветок. И ты мне не друг, — объяснил он и ударил в уродскую морду. На этот раз силу он не сдерживал. Урод улетел по друге, отчего сразу стало несколько легче. Но только до какого-то предела. — Пошли, — приказал он.

Почти всю дорогу они бежали — хотя их никто не преследовал. Цветок всхлипывала и падала, так что Вогту приходилось ее периодически ловить. Когда они остановились возле «веселого» дома, где Цветок вымучивала свою жизнь, она едва дышала, а у Вогта внутри все горело.

— Ты… ты, может быть, убил того придурка, — сказала Цветок.

— Мне все равно, — огрызнулся распаленный Вогт. — Пусть сдохнет!

Цветок сморщила лицо, громко всхлипнула и ударила Вогта по шее, отчего сама же пошатнулась и рухнула задом на мостовую.

— Как ты мог так поступить? Как я теперь вернусь на ту улицу? — завизжала она. — Чего ты от меня хочешь?!

— Зачем ты туда пошла? — закричал Вогт.

— Потому что я хотела есть, — заговорила Цветок сердито. Сидя на мостовой, она походила на пеструю пташку с взъерошенными перьями. — Потому что я шлюха и так зарабатываю на еду! Посмотри на это, — она подняла прядь волос и повернула голову, демонстрируя висок. — Это мне поставили городские власти, чтобы все знали, что я шлюха! Чтобы у меня никогда не возникло намерения попытаться прикинуться нормальной женщиной! А ты такой хороший, а я такая плохая, иди прочь от меня!!! — провопила она, взмыв до душераздирающего визга, и вдруг резко умолкла.

Она плакала совершенно беззвучно. Вместе со слезами по ее щекам текла краска с ресниц. Вогт наблюдал все это в желтом свете, мутном, словно перепачканным всем тем, что в нем происходит. А затем молча сел рядом с Цветок.

— Я принес тебе деньги. На, возьми, — он попытался вложить монеты ей в ладонь, но Цветок отказалась сжать пальцы, и блестящие кругляшки посыпались на мостовую. — Прости… Я не хотел сердиться.

Цветок не отвечала.

— Просто мне так жаль… — сказал Вогт и обнял ее. Цветок закрыла глаза, такие красивые даже сейчас, когда их окружали темные пятна. Пока Вогт и Цветок кричали друг на друга, словно бы и сам воздух кричал и вибрировал вместе с ними, а сейчас успокоился, затих, и в тишине они сидели рядом.

— Знаешь, — пробормотала Цветок, — иногда мне кажется, что мне все еще пять или шесть лет. И вот я потерялась здесь, в этом большом городе, и совсем не знаю, куда мне идти.

— Я тоже в нем потерялся, — признался Вогт, но подумал, что ей в тысячу раз хуже, потому что он не был один и никогда не останется один. — Пошли в дом. Какой бы он ни был скверный, а все же сидеть здесь еще более чревато.

Он помог Цветок подняться. Взгляд ее скользнул к мостовой.

— А деньги я все-таки подберу.

Вогт улыбнулся и помог ей собрать монеты.

***

Они лежали в темноте на ее узкой кровати, прижимаясь друг к другу.

— И они боролись и боролись, только уже друг с другом. И ни один не мог победить. Их армии разрушали город. Однажды они поняли, что эдак никому ничего не достанется, и решили договориться, — рассказывала Цветок. — Вот так и получилось, что в Торикине два градоправителя. Во время войны между ними убили моих маму и папу. А они были не такие, как все, они были особенные. Не злые, понимаешь?

— Да. Как Ветелий.

— Я осталась одна. Без них все выглядело совсем по-другому… Это ужасно, когда тебя растят, объясняя, что мир — хорошее место, а люди по большей части добрые… А потом ты видишь, что все… не такое.

— Да, это ужасно, — его горячее колеблющееся дыхание касалось ее макушки.

— Ты плачешь? — спросила Цветок.

— Да.

Цветок обняла его.

— Однажды тебе станет менее страшно.

Но Вогт плакал.

— Я не знаю, как я смогу теперь жить с тем, что узнал. Как выдержу то, что чувствую сейчас.

— Однажды разочарование перестанет быть настолько болезненным. Ты как ребенок, — прошептала Цветок и, прижавшись к нему еще теснее, погладила его волосы. — Тише, маленький.

Вогтоусу было еще грустнее оттого, что он ничего не сможет изменить в ее жизни. У него был шанс спасти Наёмницу, но Наёмница была другой. В ней полыхал гнев, не позволяющий ей привыкнуть и смириться, вынуждающий ее бороться. Цветок ощущала остаточную боль, но эта боль не заставляла ее действовать.

Все же Вогт спросил:

— Ты никогда не мечтаешь, чтобы все вдруг поменялось? Чтобы мир стал таким, каким он представлялся тебе в детстве? Без жестокости. Без боли. Без унижений. Просторным, чистым.

— Нет, — фыркнула Цветок. — Зачем? Тот воображаемый прекрасный мир остался за толстой, толстой стеной. Я вижу одну лишь преграду. Я забыла, как любила его. Я настолько перестала в него верить, что даже не могу хотеть его. Я уж лучше как-нибудь приспособлюсь к нашей грязной реальности.

— Есть ли у тебя какая-то мечта?

— Мечта? — хохотнула Цветок. — Ничего такого возвышенного, уж не сомневайся.

— И все равно расскажи.

Цветок глубоко вздохнула, а затем выпалила:

— Золото, вот чего я хочу! Много золота, целый мешок золота! Будь я богата, даже среди всего этого кошмара я смогла бы обеспечить себе пристойную жизнь. Для начала я бы перебралась в страну поспокойнее и потеплее, где не приходится каждую зиму морозить задницу. Поселилась бы в настоящем доме, а не в этом… — она обвела рукой комнату, — …крысятнике. Знаешь, однажды я нашла на улице монету в пять ксантрий. Она завалилась между булыжниками мостовой и, может, провалялась там целую вечность. Никто ее не замечал. А я заметила… Я просто хочу вырваться из всего этого, не слоняться вечерами по улицам… — Цветок пристыженно умолкла. — Ты… ты, наверное, думаешь, моя мечта плохая, глупая…

— Нет, — покачал головой Вогт. — Твоя мечта получше многих прочих.

— Но она никогда не сбудется…

— Как мы, самые обычные люди, можем это знать?

Цветок слабо улыбнулась.

— Это так же нереально, как пройти сквозь стену.

— А так ли это нереально — пройти сквозь стену?

Цветок приподнялась и нависла над ним, положив обе ладони ему на грудь.

— Давай прекратим этим глупые разговоры и займемся чем-нибудь другим.

Вогт накрыл ее маленькие ручки своими.

— А чем бы ты хотела заняться?

— Приласкай меня, как будто ты меня любишь, — попросила Цветок. — Как будто я тебе нужна. Как будто ты никогда не встречал никого красивее.

Она не попыталась помешать Вогту, когда он высвободился из-под нее и встал, лишь наблюдала, ожидая его решения. Его одежда отчетливо светлела