Оказалось, что из подземной резиденции Гитлера сегодня сбежал, переменив свой опереточный мундир на скромный пиджак, один из ближайших к Гитлеру людей, тридцатисемилетний генерал СС Фегелейн, представитель Гиммлера при Гитлере. Он был женат на сестре Евы Браун. У него было прозвище – Флайгелейн, что значит – грубиян. Основной чертой его была наглость – от ощущения своей безнаказанности, как фаворита и родича фюрера.

В тот же день сыщики, посланные разъяренным Гитлером на поиски Фегелейна, задержали его в одном из предместий Берлина.

Он был приведен в Имперскую канцелярию. Через день его расстреляли во внутреннем дворе.

Этот же день отмечен зверским приказом Гитлера. Он распорядился открыть шлюзы и затопить водой реки Шпрее подземную станцию метро позади Имперской канцелярии. На этой станции уже показывались патрули наших наступающих частей. В туннелях станции лежали тысячи раненых немцев, о чем Гитлеру было известно. Они все были утоплены.

Воскресенье 29 апреля. Вечер. Генерал Вейдлинг снова является к Гитлеру для доклада. На этот раз его принимают.

Вид фюрера неузнаваем. Мышцы лица в непрерывном и непроизвольном движении. Левая рука и нога дрожат в непрекращающемся припадке Паркинсоновой болезни. Выпученные глаза остекленели. Голос еле слышен. На докладе присутствуют: Геббельс, старший адъютант Гитлера генерал пехоты Бургдорф, тень Гитлера – Мартин Борман и начальник генштаба, закадычный друг Бормана и его креатура, генерал Кребс.

Геббельс, которого Вейдлинг давно не видел, поразил его своей мертвенной бледностью. Это была бледность подземного жителя. Геббельс славился своей трусостью. Даже когда не было тревоги, он не выходил из убежища. Уже много времени никто не видел Геббельса на поверхности земли. Он вел жизнь крота.

Вейдлинг приступает к докладу, которому суждено было оказаться его последним докладом. В течение полутора часов он доказывает, что далее сопротивляться невозможно – рухнули все надежды на снабжение Берлина с воздуха боеприпасами и продовольствием.

Послышалось ответное бормотание Гитлера. Дескать, им отдан дополнительный специальный приказ о переброске в Берлин боеприпасов и продовольствия, и если завтра положение с доставкой не улучшится, то он даст санкцию на оставление Берлина и попытку войск прорваться.

Вейдлинг сказал:

– Мой фюрер, как солдат, я должен прямо сказать, что нет больше возможности защищать Берлин и вас. Может быть, есть еще возможность для вас лично выбраться отсюда?

Человек с черными усиками, с дергающимся лицом пролепетал, уставившись перед собой мутными, как у наркоманов, глазами:

– Бесцельно… Мои приказы. Их никто не выполняет…

И замолчал, поникнув. И эта лаконичность, столь необычная для этого самовлюбленного болтуна, поразила Вейдлинга больше всего.

К этому моменту в резиденции Гитлера трудно было найти трезвого человека. Пили все – генералы, адъютанты, секретарши, телохранители. Из тайников были извлечены ликеры и вина тончайших букетов. Гитлеровская свора искала успокоения в пьяном забытьи. В эти дни тут же, под землей, Гитлер обвенчался с лаборанткой фотографа Евой Браун.

Следующий день. 30 апреля. Тяжелые снаряды пробивают стены Новой имперской канцелярии. Рушатся многопудовые хрустальные люстры. По залу летают бланки со штампами: «Имперский канцлер». В Мраморном зале с грохотом отваливаются глыбы порфира.

В этот день, как рассказывали мне эсэсовцы из отряда гитлеровских телохранителей, их построили в подземелье, со знаменами, во главе с их командиром, начальником личной охраны Гитлера, бригаденфюрером СС Монке. Потом появился Гитлер в штатском черном костюме, с ленточной Железного креста на лацкане. Он прошел по фронту отряда. Он держался с обычной напыщенностью, толстые ноги топали, не сгибаясь в коленях, правая рука, заметно дрожавшая, была вытянута жестом, который он считал античным. Словом, все, как всегда. Одно только необычно: Гитлер молчал. Этот истерический говорун не проронил ни слова. Почему? Потому ли, что он не хотел выдать дрожь своего голоса? Или потому – если это был не Гитлер, а его двойник, – что ему запрещено было разоблачать себя несходством голоса?

В тот же день, 30 апреля, в 12 часов 30 минут генерал Вейдлинг созывает у себя в штабе совещание командующих секторами обороны Берлина, сильно сократившимися к этому времени. Участники совещания склоняются к мысли, что надо прорываться из Берлина. В это время на совещание входит посланец Гитлера – офицер отряда его личной охраны, оберштурмбанфюрер СС (соответствует по званию подполковнику).

При виде этого рослого молодца, гитлеровского преторианца, у Вейдлинга появилась привычная мысль. Он сказал, наклонившись к своим офицерам:

– Внимание! Он имеет приказ расстрелять меня…

Эсэсовец подает генералу Вейдлингу пакет. Это – письмо от Гитлера. К приятному изумлению генерала, Гитлер предоставляет ему этим письмом свободу действий.

Но в этот же день, часа через три, перед Вейдлингом снова предстает тот же оберштурмбанфюрер с новым письмом. На этот раз оно подписано адъютантом командира бригады СС, обороняющей Новую имперскую канцелярию. В нем Вейдлингу предписывается: 1) приостановить все приготовления к прорыву из Берлина, 2) оборонять Берлин до последнего человека, 3) с получением сего явиться к начальнику генерального штаба генералу Кребсу.

Несколько ошалевший от всех этих противоположных приказов и в изрядном беспокойстве за свою судьбу, Вейдлинг в 19 часов 00 минут прибыл в Новую имперскую канцелярию, пробравшись сквозь пылающие улицы, оглашаемые свистом снарядов.

Он пришел в кабинет Гитлера. Здесь он застал тройку: Геббельса, Кребса и Бормана.

Эта компания сообщила Вейдлингу, что сегодня 30 апреля, в 15 часов 00 минут (то есть через полчаса после того, как смельчаки из батальона капитана Неустроева водрузили над рейхстагом красный флаг) Гитлер и его жена покончили самоубийством, приняв яд и после этого для верности застрелившись. Трупы, согласно желанию Гитлера, были сожжены в саду Новой имперской канцелярии, в «Саду самоубийц».

Вейдлинг слушал разинув рот. После этого Геббельс, переменив траурный тон на деловой, объявил:

– Фюрер в своем завещании назначил правительство: президент – гроссадмирал Дениц, министр партии – Борман, имперский канцлер – я, доктор Геббельс.

У Вейдлинга к этому моменту сложилось одно определенное желание, быть может, самое сильное, какое он имел во всю свою жизнь: выжить во всем этом кровавом переполохе. И он дал себе слово выжить любым способом.

В Берлине давно поговаривали о том, что в Новой имперской канцелярии вместо Гитлера сидит его двойник. В этом нет ничего невероятного. У Гитлера до того заурядная наружность, что подобрать ему двойника или даже нескольких – нетрудно. Незатейливая смесь из черных усиков, лихого сутенерского зачеса, низкого лба и бульдожьего подбородка – черты, распространенные среди обитателей берлинского уголовного дна. Один из «трупов Гитлера» я видел 2 мая в Новой имперской канцелярии. Говорю – один, потому что всех их было, кажется шесть. Передо мной лежал человек, сильно смахивающий на Гитлера, в черном костюме, с ленточкой Железного креста. Призванные для опознания главный врач Гитлера и вся его челядь не признали ни в одном из трупов своего фюрера. Дескать, у настоящего Гитлера были сильно развиты надглазные кости (черта, между прочим, характерная для пещерного, так называемого неандертальского человека из четвертичного периода, а в наше время – свойственная человекоподобной обезьяне породы шимпанзе), отсутствовали еще какие-то зоологические достопримечательности его наружности. У всех шестерых двойников во лбу зияла дырка от револьверного выстрела. Были ли они доведены д0 самоубийства или их прикончили гитлеровские лейб-гвардейцы? Какая грязная драма в стиле пошлых бульварных романов скрывается во всей этой истории?