многом полагаемся на информацию, которую представляет нам медицинская экспертиза. .

— Что ж, это, конечно, приятно слышать. Здесь целыми днями приходится иметь дело с трупами, в конце концов начинают одолевать сомнения. Уверяю тебя, не очень-то большое удовольствие резать мертвецов.

— Вы, ребята, делаете очень нужную работу, — сказал с энтузиазмом Карелла.

— За эти слова — спасибо.

— Это не комплимент. Я действительно так считаю, — горячо подтвердил Карелла. — То, что вы, ребята, делаете — не на виду, но можете ие сомневаться, что ваша работа ценится очень высоко.

— Спасибо, приятно слышать.

— Если бы я получал по пять центов за каждый случай, который вы, ребята, помогли нам раскусить, я бы имел кругленькую сумму, — продолжал Карелла, все более и более увлекаясь в порыве благодарности.

— Да ладно уж. Чем могу быть полезен?

— Твое заключение дает важную, конкретную информацию и, безусловно, очень нам пригодится. Но, — продолжал он, — хотелось бы выяснить еще одну вещь.

— Выкладывай.

— Мне пришло в голову, что ты мог бы сообщить кое-что и о том, кто все это сработал.

— Сработал?

— Ну да. Твоя докладная содержит информацию о жертве.

— Ну?

— И это, конечно, облегчит нам работу. Но что ты можешь сказать о виновнике?

— Виновнике?

— Я хочу сказать, ведь кто-то, мужчина ли, женщина ли, произвел это анатомирование.

— Ах, ну да, конечно, — извиняющимся тоном заговорил Блейни, — понимаешь, когда долго приходится возиться с трупами, забываешь, что они не сами собой появились, что кто-то об этом позаботился. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Каждый труп, который исследуешь, воспринимаешь отвлеченно, как какую-нибудь математическую задачку.

— Понимаю. Но все-таки, что бы ты мог сказать о человеке, поработавшим именно над этим трупом?

— Понимаешь, ведь рука отрезана чуть выше запястья.

— Можешь сказать, какой инструмент был использован?

— Я бы сказал топорик или нож для разделки мяса, или что-нибудь в этом роде.

— Чисто сработано?

— Вполне. Ведь надо было разрубить кости. Я нигде на руке не нашел надрезов, которые бы свидетельствовали о нерешительности или неудавшихся попытках. Это говорит, что тот, кто делал, действовал наверняка, без колебаний.

— Умело?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду знание анатомии.

— Этого я бы не сказал. При знании анатомии логично было бы отрезать кисть прямо по запястью, где заканчиваются лучевая и локтевая кости. Это было бы гораздо легче, чем рубить эти кости. Нет, я бы исключил человека, знакомого с анатомией. Вообще я не могу понять, зачем надо было отрезать кисть. Ты можешь это объяснить?

— Я не совсем тебя понимаю.

— Карелла, ты же повидал много расчлененных трупов. Что мы обычно находим? Голову, затем — туловище и, наконец, четыре конечности. Но, если ты собираешься отрубить руку, зачем отрубать кисть руки? Ты понимаешь, что меня озадачивает? Это же бесцельная дополнительная работа.

— Да, понимаю, — согласился Карелла.

— Ведь в большинстве случаев трупы расчленяются потому, что преступник стремится предотвратить опознание и чтобы легче было от него избавиться. Очевидно, с этой целью с кисти срезаны кончики пальцев.

— Без сомнения.

— Ну так вот, какую из этих целей мог преследовать наш убийца, отрубая кисть руки?

— Не имею представления. Во всяком случае, ты считаешь, что хирург или любой другой врач исключается. Так?

— Пожалуй, да.

— А как насчет мясника?

— Такой вариант возможен. Кости отрублены безусловно физически сильной рукой, владеющей инструментом. И кончики пальцев срезаны аккуратно.

— Понятно. Ну что ж, большое спасибо. _

— Рад быть полезным, — сказал Блейни довольным голосом и повесил трубку.

Карелла какое-то время сидел, перебирая в памяти расчлененные трупы, с которыми ему приходилось иметь дело, пока не почувствовал во рту неприятный кислый вкус. Он поднялся и прошел в служебное помещение, где попросил Мисколо поставить кофе.

Внизу, в кабинете капитана Фрика, происходил разговор между капитаном и патрульным полицейским Ричардом Дженеро, вызванным для объяснения случившегося.

Фрик, в ведении которого находился весь полицейский участок, не злоупотреблял своими полномочиями и редко вмешивался в деятельность ребят из уголовного розыска. Это был человек, который не мог похвастать ни умом, ни воображением. Он полагал, что ему по душе работа полицейского, но он предпочел бы быть известным киноактером. Известные киноактеры проводят дни в обществе ослепительных женщин, тогда как капитанам полиции приходится довольствоваться обществом патрульных полицейских.

— Я правильно пон^л, что ты затрудняешься дать точную информацию относительно пола субъекта, оставившего на тротуаре эту сумку, это действительно так, Дженеро?

— Так точно, сэр, — согласился Дженеро.

— Ты что, Дженеро, не можешь отличить мужчину от женщины?

— Нет, сэр, я хочу сказать, конечно, могу, сэр, но шел дождь.

— Ну и что?

— Лицо субъекта, сэр, было скрыто зонтиком.

— Как этот субъект был одет? В платье?

— Нет, сэр.

— В юбке?

— Нет, сэр.

— В штанах?

— Вы имеете в виду брюки, сэр?

— Ну, конечно, что еще я могу иметь в виду?! — воскликнул с раздражением Фрик.

— В общем да, сэр. Я хочу сказать, что это одинаково могли быть и женские, и мужские брюки.

— Ну, и что ты сделал, когда увидел сумку на тротуаре?

— Я закричал вслед уходящему автобусу.

— Что дальше?

- Затем открыл сумку.

— Ну, а когда увидел, что внутри?

— Должен признаться, сэр, меня затошнило.

— Ты последовал за автобусом?

— Н… н._ нет, сэр.

— Ты не знаешь, что через три квартала есть следующая автобусная остановка?

— Нет, сэр.

— Так вот знай, что есть. Ты понимаешь, что ты мог остановить любую проходящую машину, догнать автобус, поймать и арестовать человека, оставившего эту сумку на тротуаре? Ты понимаешь это, Дженеро?

— Да, сэр. Я имею в виду, что тогда мне это не пришло в голову, сэр. Теперь-то я понимаю.

— Ты бы избавил нас от необходимости отправлять сумку в лабораторию, а ребят из уголовного розыска начинать расследование с единственной зацепки — «кругосветных авиалиний»?

— Да, сэр.

— И как ты мог так чертовски сглупить?

— Не знаю, сэр.

— Мы связались с автобусной компанией, — продолжал Фрик. — Автобус, который был на углу в два тридцать, — ведь ты указал это время, Дженеро?

— Так точно, сэр.,

— Так вот, автобус, бывший в это время на углу, оказался автобусом № 8112. Мы разговаривали с шофером. Он не заметил ни мужчины, ин женщины в черном.

— Но я видел его. Или ее, сэр.

— Никто не сомневается в правдивости твоих слов, Дженеро. Нельзя требовать от шофера, чтобы он запоминал всех, кто входит и выходит из его чертова автобуса. Во всяком случае нам придется начинать с нуля. И все по твоей глупости, Дженеро. Ну почему ты оказался таким недотепой?

— Не знаю, сэр. Должно быть я был слишком потрясен.

— О Боже, временами я жалею, что не стал