замешательстве, брови соболиные чуток хмурило, губки розовые сжало в задумчивости… Или, может, князь так крепко о землю башкой приложился, что не заметил, как помер? А это и есть ангел, что по его душу явился?

— Хрень какая-то, — вслух решительно молвил князь. Головой тряхнул, прогоняя звон из ушей. — Встать помоги, тетёха!

Драгомир на «дуру» не успел толком обидеться, а этот теперь еще и «тетёхой» обозвал! Но руку «стукнутому» подал, помог подняться с земли.

Князь, как на левую ногу наступил, так скривился от стрельнувшей боли. Чтобы снова не упасть, схватился за «помощницу», подтащил Мира к себе в подмышку, оперся о его плечи всем своим богатырским медвежьим весом.

— Ногу сломал, кажись, — прошипел Рогволод. И удивился краем сознания, что «девка» крепкая оказалась, не пискнула, когда он приналег, не пошатнулась даже.

— Нет, растянул только, кость целая, — ответил Драгомир, машинально «прослушав» пульсирующую боль в чужом теле. — Тебе повезло, что только этим отделался. Да еще вон, царапины. А мог бы шею свернуть. Или хребет сломать, тогда ноги бы отнялись.

Рогволод хмыкнул: «царапинами» лесная «красавица» среди прочего небрежно назвала сучок, воткнувшийся ему в мякоть локтя. Еще бы чуть, и насквозь бы прошило, хорошая «царапина»! А еще князь заметил, что голос у «девки» не девичий, мелодичный и звучный, но глубже, глуше, чем девкам в таком нежном возрасте положено. Да и одета «она» была не в юбку или платье, а по-мальчишески в штаны и рубашку под плетеный поясок. На ногах не лапти, а башмачки из мягкой кожи, тонко сработанные, (из мастерских кикимор по особому заказу Яра, который и сам лапти не полюбил, и детей приучил к удобной обувке).

Драгомир помог непрошеному гостю доковылять до поваленного ствола березы, усадил. Присев на корточки, стащил с него сапог, стал прощупывать распухающую лодыжку.

— Перевязать надо потуже, и через пару дней бегать сможешь, — между делом пообещал лесной царевич.

Рогволод от осторожных прикосновений напрягся. С рождения приученный к услужливости нянек и слуг, отчего-то забота этого случайного парня его смутила. Он не обязан с ним возиться, а вон же, не уходит, помогает. Сам-то наверняка не из простых крестьян, такой раболепствовать против собственной воли не станет… Князь поймал себя на мысли, что перестал смотреть на юнца, как на переодетую девку. И всё равно при этом не мог до конца поверить, что перед ним парень… Что-то сложно оказалось решить эту загадку для Рогволода Всеволодовича. Даже давнишний его приятель Томил Сивый — уж на что был по юности лет нежен, а всё равно князь с ним твердо понимал: парень! Хлипкий, но мужик. А этот? Черте что, а не паренёк…

Князь за глубокими раздумьями ни разу и не поморщился, не ощутил боли, пока Драгомир, оторвав от подола княжеской рубашки полосу ткани, крепко стягивал пострадавшую лодыжку. Потом Мир заставил поднять руки и через голову стащил с него тяжелую кольчугу, в нескольких местах зияющую прорехами, следом подкольчужную поддёвку на войлочной подкладке, рубаху, обагренную пятнами крови — сучки у сосны оказались злее вражеских стрел, острыми щепками впились в тело, прорвав доспех. Рубаху Драгомир уничтожил окончательно, не пожалел вышитых красной ниткой петушков, порвал на длинные лоскуты. Выдернув сучок из локтя, туго перевязал руку. Чтобы удостовериться, нет ли еще глубоких ран, Мир остатками ткани вытер кровь и пот с мускулистого торса — пряча глаза от внимательно следящего за ним князя.

— Ты лекарка, что ль? — уточнил Рогволод, из упрямства не признавая за ним мужского рода.

— Нет, — мотнул головой Драгомир. Взял одну из двух крупных серебряных ладанок, что висели на шнурке на шее князя, внутри которых был заключен точно не ладан, повертел в руке, спросил в свою очередь: — Хорошие обереги. Кто сделал?

— Друг, — коротко ответил Рогволод.

— Он тебе жизнь спас, — заметил лесной царевич. — Будь благодарен.

— Отблагодарю, коли увидимся, — небрежно пообещал князь.

— Увидитесь, — тонко улыбнулся Мир.

— А ты еще и гадалка? — вскинул бровь Рогволод.

Вместо ответа Драгомир внезапно дернулся, засуетился — и нашел выход: толкнул князя, да так что тот не удержался на бревне, рухнул назад, голой спиной в кустики черники:

— Ах ты, су!..

— Молчи! — шикнул на него Драгомир. И взмахом руки повелел росшему поблизости калиновому кусту прикрыть князя ветками. Вдогонку туда же кинул, скомкав, лоскуты рубахи.

Едва Драгомир успел отойти подальше от поваленной березы — навстречу ему из-за деревьев вышел отец.

— Мирош! Сокровище мое драгоценное! — завидев сына, шутливо распахнул объятия лесной царь. — Ты что так далеко от терема забрался?

— Ягоды собирал, — ответил сын, на сей раз слишком медленно реагируя на стремительные маневры родителя и потому почти сразу же оказавшись в объятиях.

— А где ж лукошко? — улыбнулся Яр, ласково потрепав пятерней по мягким волосам отпрыска.

— Я на него сел, — буркнул Мир, смутившись. — Случайно.

Яр расхохотался.

— А ты чего пришел? У тебя ж там война вроде бы в разгаре?

— Надоели они мне! — заявил лесной владыка, положил голову сыну на плечо, не помышляя отпускать. А Драгомир и не дергался, что отца несколько настораживало. — Я этих драчунов ураганом развел. Как петухов поливают из ведра колодезной водицей, так и я вот их.

— Угу, — вздохнул Мир. И поверг отца в изумление: неловко поднял руки, сам обнял его за пояс.

—