Невыгодное расположение войск Юго-Западного фронта и отсутствие резервов позволили австро-германцам ударом лишь на одном участке, расширяя прорыв, вынудить русское командование отводить весь фронт. В противном случае все те русские войска, что не успевали отойти из гор, оказывались бы отрезанными и уничтоженными. 26 апреля Ставка отдала приказ об отходе соединений 8-й армии из Карпат. Отступление было совершено стремительно и искусно, так что противнику удалось отрезать и уничтожить только одну дивизию — 48-ю пехотную дивизию Л.Г. Корнилова из состава 24-го армейского корпуса 3-й армии.

28-го числа русские без серьезных боев откатились за Сан. 30-го числа немцы подошли к фортам крепости Перемышль, удерживаемой частями 8-й армии. Инициатива перешла в руки австро-германцев, и теперь русские могли лишь пассивно парировать вероятные неприятельские удары. Интересно, что в низах армии во всем винили командиров, добившихся наибольших успехов во время зимних боев в Карпатах. Ведь теперь приходилось без боя отдать все то, что было добыто большой кровью. Например, командир 70-й артиллерийской бригады в дни Горлицкого прорыва ворчал: «Начинается то, что я предсказывал. Этот подлец Брусилов добился своего… На черта мне его храбрость! На кой нам дьявол все эти дурацкие Козювки? Из-за двух Георгиев лазает по отвесным скалам. К чему? Только людей тратят»{316}.

В ходе отступления в Галиции в 1915 г., после Горлицкого прорыва, А.А. Брусилов предлагал отходить с рубежа на рубеж, дабы растянуть противника и в конечном итоге дать генеральное сражение в наиболее выгодной обстановке. Он сообщал в штаб Юго-Западного фронта, что необходимо «последовательно уходить на тыловые позиции, заставляя противника разворачиваться, то есть терять время и, не доводя до генерального боя, снова уходить. Таким образом мы сохраним армию. Принять этот план самостоятельно не могу, так как с отходом моей армии неминуемо связан отход соседних армий и, прежде всего, 3-й. Первоначально можно бы как рубеж отхода наметить Гродекскую позицию. Если противник будет наступать быстро и принимать бой на Гродекской позиции по условиям снабжения окажется невыгодным, то отходить далее, замедляя наступление противника, например, на линию Гнилой Липы, где, быть может, представится возможность вступить в генеральное сражение в более выгодной обстановке»{317}. Но что говорить, если Ставка и главкоюз угробили всю 3-ю армию, лишь бы не поступиться «ни пядью земли»?

Катастрофическая нехватка боеприпасов и вооружения не позволяла русским армиям оказывать противнику надлежащего сопротивления. В течение весенне-летней кампании 1915 г. русским приходилось платить кровью людей за металл. Например, 6 мая Брусилов просил у штаба фронта 90 тыс. легких снарядов и 10 млн. винтовочных патронов. Главкоюз с трудом смог «наскрести» для 8-й армии 10 тыс. снарядов (в 9 раз меньше требуемого) и 2 млн. патронов (в 5 раз меньше требуемого){318}. Нельзя не сказать и о том, что начальник штаба фронта М.В. Алексеев еще в середине марта занял пост главнокомандующего армиями Серо-Западного фронта, сменив в этой должности Н.В. Рузского. Его преемники — В.М. Драгомиров и С.С. Саввич — оказались не на высоте положения начальника штаба Юго-Западного фронта. В итоге главкоюз Н.И. Иванов не успевал своевременно реагировать на изменения обстановки, что вынуждало командармов действовать на свой страх и риск.

Одним из заключительных актов Горлицкой операции стала сдача русскими крепости Перемышль, развалины которого в ночь на 22 мая были оставлены частями 8-й армии. Потеряв крепость, штаб фронта тут же отобрал у Брусилова четыре корпуса, отправив их соседям или направив во фронтовой резерв, мотивировав свое решение сокрашением фронта обороны 8-й армии на 30 верст. Это произошло как раз в тот момент, когда штабом 8-й армии обдумывалась идея контрудара по зарвавшемуся противнику. Генерал Брусилов даже послал в штаб фронта своего начальника штаба, который по прибытии обратно сообщил, что в штабе фронта царит пессимизм и уверенность в проигранной кампании. В начале июня австро-германцы заняли Рава-Русскую, перерезав рокадную железнодорожную магистраль Варшава — Миколаев. 9-го числа войска 8-й армии оставили Львов, отойдя за реку Западный Буг. Потери русских армий были просто громадными: более 300 тыс. чел. и около 350 орудий. Неприятель потерял в 4 с лишним раза меньше.

В ходе отхода из Галиции Брусилов решил перенять тактику врага, прорывающего русский фронт на избранном участке и сохраняющем на большей части общего фронта только заслоны. Такой подход давал врагу возможность бить русские корпуса по очереди, сохраняя численное превосходство на избранных направлениях, при равной общей численности. Приказ по войскам 8-й армии от 11 июня 1915 г. гласил: «Приказываю отказаться от равномерного развертывания локоть к локтю на одном сплошном армейском фронте и перейти к ведению операций группами, успешное развитие которых будет зависеть от умения маневрировать. Только своевременным ударом соседних групп во фланг и тыл можно остановить натиск противника, ибо опыт последних боев показал, что противник рвет на определенных участках, а на остальном фронте прикрывается слабой завесой. Впредь мною будут указываться только рубежи, но их не занимать равномерно войсками, а сосредоточивать большую часть сил на важнейших путях, лишь наблюдая остальные участки своего фронта»{319}.

Почему австро-германцы могли так действовать, в то время как русские — нет? Потому, что противник владел инициативой. Следовательно, расчет генерала Брусилова строился не просто на ведении стратегической обороны, а на борьбе за инициативу. В ходе отступления командарм–8 не выказал того успеха, что было свойственно вверенным ему войскам в кампании 1914 г. И неудивительно: вооруженный до зубов противник был невообразимо силен. Однако же и это дало повод для критики действий Брусилова. Так, М.В. Алексеев так писал о Брусилове: «Пока счастье на нашей стороне, пока оно дарит своей улыбкой, Брусилов смел, а больше самонадеян. Он рвется вперед, не задумываясь над общим положением дел. Он не прочь, в особенности в присутствии постороннего слушателя, пустить пыль в глаза и бросить своему начальству, что его, Брусилова, удерживают, что он готов наступать, побеждать, а начальник не дает разрешения и средств. И себе имя составляется, и начальник взят под подозрение, в смысле способностей, характера, порыва вперед». Брусилов, по словам Алексеева, требовал успокоения, точных указаний, снятия с себя ответственности в дни неудач. Брусилов якобы не был награжден качествами сохранения в периоды поражений «ясного ума, спокойствия духа, способности оценки положения, умения найти средство и выход», тех качеств, «без наличия которых нет полководца»{320}. Здесь нельзя забывать, что характеристика А. А. Брусилова была дана Алексеевым 10 июня 1917 г. К этой дате уже слишком многое произошло, и многое переменилось. В частности, Алексеев и Брусилов стали соперниками за должность Верховного главнокомандующего.