— Для шестидесятилетнего ты выглядишь очень бодрым. Не собираешься жениться еще раз?

— Нет, император. Я живу теперь лишь воспоминаниями и хотел бы провести последние годы в уединении, изучая исторические труды. Да и здоровье мое оставляет желать лучшего. Я уж и не знаю, сколько еще времени боги отпустили мне.

Калигула узнал от Каллиста о размерах состояния своего гостя. Оно насчитывало триста миллионов сестерциев, и пока Помпей был жив, эти миллионы принадлежали ему. О старике грустить некому, рассуждал император, завещание составлено… К чему тогда ждать?

Калигула громко рассмеялся, и Помпей испуганно поднял на него глаза.

— Что тебя так развеселило, император?

— Мысль о том, что я в любой момент могу отрубить тебе голову. Надо только кликнуть преторианцев, и — опс!

Калигула провел указательным пальцем по своей тонкой шее. Помпей замер в ужасе, а император продолжил:

— Конечно, я этого не сделаю. Зачем? Человек, который все свое состояние завещал императору, заслуживает всяческого уважения. К тому же ты сказал, что не совсем здоров. Больные достойны сочувствия, не так ли? Выпьем еще вина, а потом ты должен меня извинить.

Помпей облегченно вздохнул. Это была не очень удачная шутка, вот и все.

Император сам налил гостю вина.

— Этому фалернскому десять лет! Выпьем за Рим, наших богов и твое здоровье!

Помпею вино не понравилось: у него был какой-то странный привкус. Он, во всяком случае, пил и получше. Вдруг желудок охватило огнем, у старика вырвался глухой стон, кубок выпал из рук, и откуда-то издалека до него донесся голос императора.

— Что случилось, Помпей? Вино не пошло тебе на пользу?

Последние слова он уже не расслышал — рухнул на пол, извиваясь всем телом, захрипел и скоро притих.

Калигула позвал охрану:

— Уберите! Кажется, он подавился. Пусть о нем позаботятся врачи.

На следующее утро в Риме стало известно, что Секстий Помпей подавился костью и умер.

Эмилий Лепид внимательно следил за ходом событий. Он продолжал вести тайную переписку с Лентулием Гетуликом, которому обо всем рассказывал. Легат должен был чувствовать возрастающую с каждым днем опасность попасть в смертельный водоворот. Гетулику пришлось принять в легион нескольких трибунов, назначенных лично Калигулой, и опасения его оправдались: император прислал шпионов. Легат вел себя как ни в чем не бывало, но в голове его сложился определенный план. Он хотел заманить императора на Рейн, например, под предлогом возможного бунта германских племен, который необходимо предотвратить. Положение при этом нельзя было изображать слишком опасным, чтобы ненароком не отпугнуть Калигулу, но обязательно указать на то, что император — сын любимого здесь всеми Германика — сможет снискать себе славу полководца.

Опасная переписка между обоими заговорщиками велась через надежного человека, и письма Лепид сразу уничтожал, прочитав их вслух Агриппине.

Агриппина играла с маленьким Нероном, когда вошел Лепид. Прелестный малыш делал свои первые шаги.

Лепид улыбнулся:

— У меня к тебе дело. Гетулик прислал письмо.

Агриппина приложила палец к губам, бросив взгляд на служанку. Она передала мальчика рабыне и велела ей уйти.

— Мы должны избегать любого риска. Возможно, ее спросят, как часто она слышала имя Гетулика в моем доме, кто знает?

— Ты права, любимая, нужно быть осторожными. Я прочитаю тебе только самое важное. Кстати, он никогда не называет Калигулу по имени, только «он» или «ему». Итак, слушай:

«…я по-прежнему считаю, что все надо сделать подальше от Рима. Правда, его будут сопровождать преторианцы, но больше тысячи человек он с собой не возьмет. Если же останется в Риме, пусть все случится там. Самым благоприятным будет начало лета, тогда я со своими войсками быстро перейду через Альпы. Вы можете рассчитывать на пять моих легионов и — в случае если сюда придет тайное известие о кончине, — еще на пять легионов моего тестя Априния. Он чрезвычайно осторожен и не допустит участия своих легионеров в мятеже, но поклялся Марсом, что поддержит тебя, когда дело дойдет до вопроса о преемнике. Значит, путь свободен, и мы можем уже в этом году добиться поставленной цели. Жду твоего сигнала».

Лепид опустил свиток и вопросительно посмотрел на Агриппину.

— Что скажешь?

На лице женщины ничего не отразилось, только глаза блестели как в лихорадке.

— Я посмею обрадоваться, только когда труп чудовища будет пылать на костре и преторианцы присягнут Эмилию Лепиду. Но не забудь о нашем договоре! Мы поженимся, ты усыновишь Нерона и провозгласишь его своим наследником. Это мое условие!

— Мы ведь все давно обговорили! Кроме того, я хочу взять тебя в жены не только из-за общих планов, а потому что люблю. Никогда об этом не забывай!

Агриппина смотрела на лицо любовника, не лишенное красоты, но со следами распутства. Раньше она считала его просто бездельником, ни на что не способным, кроме как тратить деньги Калигулы. Это была ошибка: Лепид показал себя мужественным и очень неглупым человеком, ведь он знал, что их затея могла стоить ему головы. Агриппина уважала его и была готова закрепить брачными узами его право на трон, но сердце ее целиком принадлежало сыну, и только ради него она старалась.

Пираллия провела лето с богатым поклонником в Неаполисе и по возвращении узнала о приглашении во дворец. Она чувствовала себя отдохнувшей и готовой к новым приключениям.

Об императоре в последнее время не рассказывали ничего хорошего, хотя приезжающие в Неаполис римляне изображали его выходки и шутки скорее как оригинальные.

Как она должна была отнестись к приглашению? Они виделись лишь однажды, но Пираллия помнила каждую мелочь. Он посмотрел на нее своими странными неживыми глазами и потом сказал: «Ты нравишься мне, Пираллия», на что она ответила: «Ты мне тоже нравишься».

Но не внешность возбудила в ней симпатию; Пираллия верила, что за этой маской неподвижности скрывается несчастный человек. А как он от души рассмеялся, когда она назвала его сенатором!

Позже он приглашал ее на какой-то праздник, но тогда она могла видеть его лишь издалека. И вот теперь приглашение прийти на Палатинский холм. Может быть, опять какое-нибудь торжество? Она спросила хозяина публичного дома, но он ничем не смог ей помочь, а снова повторил:

— Мне сказали, чтобы я передал тебе, как только ты появишься, что тебя ждут во дворце. Больше ничего не знаю.

Пираллия отправилась туда на следующее утро. Вход загородил преторианец.

— Кто передал тебе это и когда?

— Я была в отъезде и узнала обо всем только вчера. Кто это был, не знаю. На всякий случай доложи императору, что я приходила.

Солдат громко рассмеялся.