— Вы что, смеетесь надо мной, сударь? — воскликнул он.

Лесдигьер пожал плечами:

— Вовсе нет, мсье, но у меня создалось такое впечатление, будто я нахожусь в фехтовальном зале со своим учеником.

Бюсси побелел от злости; он не поверил ушам.

— Как! Вы считаете меня учеником?!

— А вы сами разве так не считаете? Что вы теперь скажете, кстати, об искусстве фехтования, которое было в моде около десяти лет назад? — с некоторой долей иронии спросил Лесдигьер.

— Признаю всю неправоту своих сомнений на этот счет, — ответил Бюсси, — но все же позволю себе заметить, что, несмотря на все ваше умение, мне, тем не менее, не удалось получить ни одной царапины.

Лесдигьер усмехнулся:

— Так вы желаете иметь отметины как память о нашем поединке? Что ж, готов удовлетворить вашу просьбу. В каком месте вам хотелось бы иметь вашу первую царапину, мсье: на лице, на груди, бедре или, быть может, руке?

— Пустые слова, ни к чему не обязывающие, — запальчиво ответил Бюсси. — Попробуйте-ка хотя бы раз задеть меня, ну, скажем, мою руку, а я посмотрю, что у вас из этого получится.

Он весь напружинился, сконцентрировав всю свою силу, внимание, умение и ум на отражении будущего удара, но даже сам не заметил, как получил неглубокий порез на правой руке, чуть повыше локтя.

— Черт возьми! — вскричал Бюсси. — Вы и вправду сделали это!

Правый рукав его рубахи стал на глазах пропитываться кровью.

Лесдигьер поднял шпагу острием вверх, как делают заправские дуэлянты, желая либо отразить рубящий удар, либо в основном собираясь самим нанести последний.

— Вы все еще не верите? — обратился он к Бюсси. — Быть может, вам порезать и левую руку?

— Ну, это вам вряд ли удастся, — через силу усмехнулся Бюсси. — Ведь я стою к вам правым боком, и достать до моей левой руки будет для вас весьма затруднительно.

— Сейчас вы убедитесь в этом. Вначале, не зная уровня вашего мастерства, мне действительно было трудно это сделать, теперь я выполню это на счет «три»! Я считаю. Раз! Два! Три!

И левый рукав рубахи Бюсси тотчас стал окрашиваться алым цветом.

Бюсси шатался от бессилия и усталости. На него жалко было смотреть. Поглядев на левую руку, он ничего не сказал, а, стиснув зубы, вновь встал в позицию.

— Ваше упрямство похвально, мсье, но оно же и сведет вас в могилу, — заметил Лесдигьер. — Третий удар будет прямой, прямо в грудь, запомните это, господин кавалер.

Скрипнув зубами от ярости, Бюсси снова бросился в бой и тут же вскрикнул от неожиданности и стыда. Его шпага, словно уже устав повиноваться своему хозяину, выскользнула из его руки, взвилась в воздух, описала порядочную дугу и шлепнулась у ног Шомберга, туда же, где лежал кинжал Лесдигьера. В ту же секунду Бюсси почувствовал укол в грудь.

— Прощай, моя любовь, — прошептал он в последний раз. — Я умираю из желания понравиться тебе, и никто не скажет, что я запятнал свою честь.

И он закрыл глаза. Лесдигьеру осталось только надавить рукой и он проколол бы своего противника насквозь. Вместо этого Бюсси услышал громкий смех обоих друзей и, открыв глаза, увидел, что Лесдигьер убрал шпагу от его груди и стоит перед ним опять в той же небрежной позе.

— Почему вы не убиваете меня, сударь? — воскликнул Бюсси. — Ведь я же вижу, что вам ничего не стоит это сделать.

— Жаль, что вы не сумели увидеть этого раньше, — спокойно ответил Лесдигьер. — Я не убиваю безоружных, мсье, вы, кажется, должны бы это понять. Если вы желаете продолжить наш поединок, то ступайте и поднимите вашу шпагу, вон она сиротливо лежит у ног Шомберга.

Бюсси опустил голову и медленно, словно побитая собака, побрел к тому месту, где стоял, скрестив руки на груди, Шомберг.

Он нагнулся, поднял шпагу, но не стал поднимать кинжала Лесдигьера. Взглянул на Шомберга, развернулся и так же неторопливо возвратился на прежнее место. Затем не спеша поднял руку, встал в позицию, долгим взглядом уставился на противника и вдруг стремительно занес руку со шпагой, направив ее острие прямо себе в грудь, туда, где сердце. Еще секунда — и он покончил бы с собой, но Лесдигьер еще раньше понял его подавленное душевное состояние и был начеку, а потому сумел упредить удар, перехватив руку Бюсси как раз в тот момент, когда рубаха на его груди уже чуть-чуть окрасилась кровью. Другой рукой он вырвал у него шпагу.

Бюсси, словно подкошенный, рухнул на колени и наклонился вперед. Казалось, он подставлял свою голову под топор палача.

Ему помогли подняться. В его глазах стояли слезы.

Друзья переглянулись. Лесдигьер молча, протянул руку, и Бюсси, увидев это, в ответ с трепетом протянул свою. Другую руку Бюсси уже сжимал Шомберг. Улыбаясь, друзья глядели на него. А он, видя их взгляды, опустил голову и горько зарыдал. Ему было стыдно.

С минуту продолжалось тягостное молчание. Потом, когда Бюсси успокоился, он тихо проговорил:

— Я плачу от позора. Вы должны презирать меня за мое бахвальство и трусость.

— Разве это трусость, Бюсси, — заметил Лесдигьер, — если вы, желая защитить свою честь, пытались покончить с собой на наших глазах?

— Напротив, — поддержал его Шомберг, — вместо этого мы уважаем вас как благородного и отважного человека, готового во имя чести и любви к прекрасной даме пожертвовать собственной жизнью.

— И в доказательство этих слов мы с Шомбергом готовы предложить вам свою дружбу, граф, — с улыбкой произнес Лесдигьер, — если, конечно, вы не будете столь щепетильны, что откажетесь от руки, которую протягивают вам два протестанта.

Бюсси некоторое время глядел на них, не говоря ни слова, но по его глазам они поняли, что в его душе в эту минуту произошел перелом, и он согласен с их предложением. Что и подтвердилось словами:

— Никогда еще в своей жизни мне не приходилось ни у кого просить прощения, но сейчас я прошу вас, Лесдигьер, и вас, Шомберг, простить мне мое нелепое поведение, и позволю выразить надежду, что я… что мы с вами отныне будем друзьями. Это тем более необходимо, что вы, Лесдигьер, уже дважды спасли мне жизнь, которую с полным правом могли отнять, и я у вас в долгу.

— Я, со своей стороны, тоже прошу простить меня, граф, за тот дерзкий взгляд и улыбку, которые вы вчера совершенно справедливо приняли на свой счет. Всему виной Ла Моль. Черт его дернул наговорить мне невесть чего про эти ленты и банты.

— Так это все Ла Моль? — воскликнул Бюсси. — Ну, попадется же мне когда-нибудь этот дамский угодник! Клянусь кровью Иисуса, я выпущу ему кишки при первом же удобном случае.

— Ну, до этого еще далеко, а пока давайте мы перевяжем ваши раны, ибо кровь все еще сочится из них, — предложили друзья.

Лесдигьер разорвал на себе рубаху, и они двумя крепкими жгутами перевязали обе руки Бюсси. Потом Шомберг разделся и под дружный хохот Лесдигьера и Бюсси принялся шарить руками по дну ручья в поисках кинжала. Когда и с этим было покончено, все трое оделись, нацепили шпаги и направились по тропинке к дороге, ведущей к воротам Сен-Виктор, откуда двое из них вышли более получаса тому назад.