Зимой 1774 года Старая Утка стала ареной ожесточённой борьбы между заводскими рабочими и повстанцами Пугачёва. После тех сражений Демидовы посчитали, что им проще продать расстрелянный из пушек завод, чем восстанавливать его заново. (Это не помешало Демидовым выколотить из правительства ассигнования на восстановление заводов.) В 1775 году они продали Старую Утку заводчику А. Г. Гурьеву. Гурьев понял, что ему всучили «кота в мешке», и вскоре тоже перепродал Старую Утку графу С. П. Ягужинскому. У Ягужинского не нашлось капиталов на восстановление, и в 1778 году завод купил Савва Яковлев. Яковлевы владели заводом больше века.

В 1891 году Старая Утка была куплена С. А. Строгановым у графини Стенбок-Фермор, наследницы Саввы Яковлева. К тому времени завод стал уже технически отсталым предприятием. Чугун его был слишком дорогой и потому неконкурентоспособный, а рудная и угольная базы находились слишком далеко. Однако строгановские капиталовложения помогли заводу устоять. (По преданию местных жителей, Строганов хотел построить себе в Старой Утке дом с золотой крышей, но ему царь запретил.) От тех времён в посёлке осталось несколько старинных зданий и церковь в стиле классицизма, ныне перестроенная под клуб. В начале XX века при заводе было 17 рудников (действующих и законсервированных). В заводском посёлке проживали 4,5 тысячи человек. В 1916 году к заводу протянули 18-километровую узкоколейку от станции Уткинский Завод Западно-Уральской ветки железной дороги.

Со строительством этой ветки «умерла» пристань Старой Утки. С этой пристани на барках сплавлялась продукция самой Старой Утки и заводов Суксунского горного округа. Управляющий заводом Иван Филатов в 1899 году докладывал об этой пристани Д. И. Менделееву: «Заводская местная пристань на реке Чусовой и при ней гавань находится от действующего завода в расстоянии 250 сажен».

В 1918 году Старая Утка была национализирована. В конце июля этого года Старую Утку заняли мятежные отряды белочехов. Почти год в посёлке царил белый террор. В 1919 году белых выбили красные. Отступая, белые остановили и повредили заводские механизмы и оборудование. Печь пришлось законсервировать до лучших времён.

Завод провёл в «летаргии» около 20 лет. К новому пуску его домну начали готовить только в 1940 году. И в годы войны старинный «Самовар» дал 84 тысячи тонн высококачественного древесноугольного чугуна. С 1945 года Старая Утка освоила технологию получения минеральной ваты из доменных шлаков. В 1962 году узкоколейку на станцию Уткинский Завод переделали на широкую колею. Завод Старая Утка старательно работает и сейчас. Звёзд с неба Старая Утка не хватает, за журавлями не гоняется, а производит то, что ей, старушке, по силам: чугун, минеральную вату и несложные механизмы — например, мясорубки.

Автомобильные дороги и рейсовые автобусы связывают Староуткинск со всеми окрестными посёлками и станциями, а также с областным центром — Екатеринбургом. Жители посёлка работают не только на своём заводе, но и на лесоучастке Коуровского лесхоза, в мясном совхозе, на карьере треста Ижевскнеруд. В Старой Утке три моста, школа на 1000 мест, больница, детский сад, Дом культуры, много магазинов. Население посёлка около 5000 человек. Из известных людей, уроженцев Старой Утки, кроме героев-революционеров местного масштаба, можно назвать Генриха Кацко — пермского архитектора-реставратора, руководившего работами в Соликамске, Усолье, Ныробе, Перми, Кунгуре и в Белогорском монастыре, а также соавтора генерального плана музея деревянного зодчества «Хохловка».

Старая Утка производит наиболее благоприятное впечатление из всех чусовских поселений. Посёлок живописно расползся по крутым склонам холмов. Асфальтовые улочки по большей части аккуратные и ухоженные: добротные домики с резными наличниками, антенны на крышах, легковушки у ворот, раскидистые старые деревья над дощатыми тротуарами… Сердце посёлка — большой и чистый пруд. И даже старинный ржавый завод под высокой плотиной выглядит как-то соразмерно селению, экзотично, исторично — и очень уютно.

* * *

В эпоху крепостнических горных заводов, когда научно-индустриальная мысль во многом зависела от конкретных работников, прогресс определялся отношением заводчика к своим мастеровым. И в данном случае Демидовы и Строгановы демонстрируют принципиальную разницу в подходах.

Барон Август фон Гакстхаузен, приглашённый в 1843 году в Россию для обзора русского сельского хозяйства, о строгановских заводах пишет: «Условия работы на вновь построенных фабриках повсеместно лучше, чем в Западной Европе. Поскольку основная масса рабочих из деревни, они проводят только часть своего рабочего времени на фабрике, так как работодатели берут на себя обязательство предоставлять им многонедельный отпуск для того, чтобы они, особенно на Пасху и во время уборки урожая, могли возвращаться к своим семьям. Этим можно объяснить их здоровый вид и жизнерадостность…» И Мамин-Сибиряк вторит заморскому барону: «Фамилия Строгановых в отношении к своим, крестьянам всегда выдерживала нечто вроде семейной традиции, переходившей из рода в род: здесь не было ни притеснений, ни прижимок рабочим, а наоборот. Подобное явление вернее всего можно объяснить не обширностью и богатством строгановских вотчин, которые видали и чёрные дни, а тем духом исконно русских промышленников, каким отличается эта самая древнейшая уральская фамилия». Может быть, поэтому Строгановых почти не коснулась пугачёвщина?

В 1827 году на Урал для расследования притеснений рабочих был командирован граф А. Строганов. Вот показательные цитаты из его письма министру финансов Канкрину: «…весьма усилена добыча золота и усовершенствована выплавка железа, но не заведением новых машин или особенными средствами, а несоразмерным усилением работ, жестокостью и тиранством…Нет следов христианского попечения о людях, которых можно сравнить с каторжниками и неграми…Большая часть ревизоров обращалась только к угощению и к экстраординарной сумме прикащиков».

Строгановы не забрасывали дел своих имений, лично контролировали приказчиков и управляющих. В крестьянах они поддерживали дух религиозности и праведной, трудовой жизни. Крестьян, отличившихся в труде или общественной работе, Строгановы ежегодно награждали премиями, благодарственными грамотами и даже медалями. Поэтому в строгановских имениях сформировался целый пласт крепостной (а затем просто провинциальной) интеллигенции — иконописцы и художники, актёры, семейные историки (П. Икосов, Ф. Волегов), лесоведы и археологи (Теплоуховы, М. Зеликман). Строгановы поддерживали их устремления, высылали в пермскую глушь специальную литературу, вели переписку, не гнушаясь разницей положений.

Там, где были больницы, врачи имели от хозяев хорошее жалованье, а рабочие лечились и получали лекарства бесплатно, причём если работник болел не больше месяца, то за ним сохранялась и зарплата, и натуральные выплаты.

Цитата из книги «Строгановские городки, острожки, сёла» Г. Головчанского и А. Мельничука: «В социальной сфере, устраивая свою вотчину, Строгановы во многом опередили время, в котором жили. Служащим, в том числе и крепостным, предоставлялось бесплатное лечение, по выслуге лет им начислялась пенсия, давались отпуска. Для XIX в. звучит фантастично, но это было так». Вот пример из книги «Усолье: мозаика времён» (2004): «Уточним, что пенсии страждущим выплачивались уже в 1770 году. Так, в Верхне-Чусовских Городках „Ване Плутовой причиталось в год 1,3 рубля пенсии, да ещё трём человекам по 70 копеек". Им же полагалось на одного: ржи по 2 четверти 4 пуда (всего 16 пудов); овса 1 четверть (6 пудов); ячменя 2 пуда».