Я пожал плечами и утер сопли. При этом жесте один из камуфляжных парней напрягся.

Полковник же поморщился, привстал с шаткого стульчика и пошарил в кармане в поисках сигарет.

Я молча внимал ему, пытаясь определить для себя только одно – когда он будет меня убивать и почему у меня нет сил сопротивляться.

Но в духе всех злодеев мира ему хотелось вначале со мной поговорить, а уж потом приступить к уничтожению. Спинным мозгом я чувствовал, что полковник говорит нечто очень важное для меня, как будто сообщает шифр, и что, если я смогу понять, зачем и что он говорит сейчас, я найду разгадку ко всей этой истории.

– Массы нельзя осчастливить, потому что в массе нет человека. Масса уже счастлива тем, что ее много, что она сила, что «мы вместе». Массе не нужно счастье, потому что она даже не представляет себе, как оно выглядит. Массе нужен наркотик, который позволит ей быть массой БЕЗНАКАЗАННО и ДОЛГО. В массе ты растворяешься в безответственности, и с тебя снимают бремя твоего «Я».

В массе люди не отличаются от крыс. Их много, и они хотят жрать. Знаешь легенду о Ремигии?

– Слышал.

Полковник в удивлении приподнял одну бровь.

– И позволь узнать, от кого?

– Читал в сборнике легенд.

– А-а, – в голосе полковника послышалось легкое разочарование. – Так там все врут.

– А вы знаете правду?

– Конечно.

Он улыбнулся, и в улыбке его было нечто заставившее меня сразу ему поверить.

– И вы расскажете?

– Как-нибудь потом. Но чтобы окончательно тебя заинтриговать, скажу только, что епископа звали Хейдрик, – и полковник уставился на меня с издевательским интересом.

Но поскольку я заранее смотрел вниз, я избавился от труда прятать волнение во взоре.

– Проблема Хейдрика была в том, что он решил перевоспитать крыс. Или если угодно, преобразить их. Для этого он прибег к весьма популярному в его время средству – взял и окрестил их скопом. Я имею в виду тех, кто превращался в людей. И ведь предупреждали епископа знающие люди, ведь читал же он трактаты и «О природе человека», и «О бессмертии души», и даже «О началах»… Но он упрямо верил, что Господь учтиво решит крысиную проблему и, очищенные от греха, они этим самым скопом возродятся к новой жизни в бане пакибытия, выражаясь языком твоего юного друга. Увы… Разум Господа – не наш разум, а планы Вседержителя воистину неисповедимы.

Их звериная природа не преобразилась ни в божескую, ни в человеческую, и в зависимости от фаз луны или от капризов Фортуны они по-прежнему превращались в крыс и шастали по монастырским подвалам, овинам и даже криптам вовсе не с благочестивыми целями.

И тогда епископ велел собрать их в один из столь любезных им амбаров, подпереть двери снаружи и спалил всю эту чертову братию, чтобы Господь сам уже определился, куда их девать – ошуюю или одесную. А потом… А что было потом, ты читал в… в сборнике легенд. Жаль, что он так поступил. Уничтожил самых лояльных к людям крыс и оставил шваль. Порушил генофонд, так сказать. Но покойный Магистр не вынес урока из этой хрестоматийной истории.

– А зачем вы мне это сейчас рассказываете?

– Да все затем же, мой юный друг. Все затем же. Может, кто-то научится на чужих ошибках…

Полковник вздохнул, плеснул себе из фляги вискарику и опрокинул в себя алкоголь легким гусарским жестом.

– Каждый ценен, пока он один, – продолжил полковник. – Невозможно вразумить одним махом всех и сразу. Может быть, в этом мораль всей басни. Тогда он есть, он личность, и он может все. Крысу, собаку, лошадь – их можно приручить, пока каждая из них – одна. По одному их можно даже любить. Но нельзя приручить стаю крыс, собак и лошадей. И как можно любить стаю или массу? Их можно только подчинить или уничтожить. Потому что когда их много – просто некого приручать.

Поэтому война благородна, когда один убивает другого, и отвратительна, когда бомбы сыпятся на города. Жмущий на гашетку даже не в состоянии ощутить, что он убийца. И Гиммлер не плакал по ночам, и ему не являлись евреи, синие от «Циклона-2».

Поэтому перед моими глазами, мой друг, стоит только один мертвец – тот, которого я слишком хорошо знал при жизни, – полковник откинулся на шатком дачном стульчике, но тот даже не скрипнул, словно сидящий передо мной мужчина был бесплотен.

Неожиданно звякнул лежащий на столике мобильник. Полковник посмотрел на экран, хмыкнул и махнул стоящему за моей спиной человеку рукой.

Меня ловко обхватили сзади, скотч намертво прикрутил мои руки к спинке стула, а отрезанный ножом кусочек крепкая ладонь прижала к моему рту.

– Извини, Сергей. Время. Вынужден откланяться. Надеюсь, у тебя еще будет шанс высказаться, а у меня – услышать твое мнение.

Полковник удовлетворенно кивнул, и два дюжих бойца подняли меня вместе со стулом и вынесли наружу. Там меня бесцеремонно затолкали в багажник огромной черной «Тахи» и захлопнули дверцу. Все, что я успел заметить, прежде чем перед моим носом оказался полиэтиленовый пакет, из которого торчала коробка с радиоуправляемым вертолетом, – это мелкую стальную сетку, отделяющую багажник от салона. Из моего разбитого носа на резиновый коврик медленно стекала кровь.

Так, разглядывая на пакете надпись «Ашан» и размышляя о том, что и неведомому владельцу автомобиля не чуждо ничто человеческое, я отбыл в неизвестность.

* * *

Когда меня достали из багажника и прямо так, на стуле, как манекен, занесли в загородный дом отчима, Александр Яковлевич при виде этого зрелища смеялся до слез. Он даже снял и протер очки, надел их, а потом опять снял и повесил себе на колено.

– Сережа! Еще в детстве я подарил тебе книжку Сент-Экзюпери, кстати в первом издании, только для того, чтобы ты усвоил оттуда несколько правил. Правило розы, правило лисенка, правило короля, правило пьяницы и еще добрый десяток полезных прецедентов. Ты что, хочешь сказать, что так ничего и не понял?

– Понял, но забыл.

Руки мои все еще были обмотаны скотчем за спиной, а сам я по-прежнему намертво прикручен липкой лентой к металлическому стулу. Рот, правда, Александр Яковлевич освободил, честно стараясь причинить мне как можно меньше мучений.

В дороге меня растрясло, и кровь из разбитого носа стекала прямо в рот вместе с соплями, а я то сплевывал ее на пол, то глотал – в зависимости от настроения, ведь платков мне уже никто не предлагал. Это занятие приятно освежало пересохшие губы, потому что пить мне здесь не дали бы даже под прицелом.

– Тогда я тебе напомню парочку из них. Сначала – про короля, судью и крысу. На одной планете их было всего трое, и каждый из них был просто необходим двум другим. Без короля не было бы законов, без судьи – некому их было бы осуществлять, а без крысы – существование того и другого просто теряло бы смысл. Кого судить? Это стратагема номер 37 93 – имей достойного врага.