— Так позавчера, я разгружать помогал, — охотно отозвался седоусый мужчина с соседнего крыльца. — Вы, сеньора, правильно возмущаетесь, что овощи уже не те, только в этом не мы виноваты и не крестьяне, а…

— Молчи ты! — шикнула на него торговка и принялась выбирать пожилой даме что получше. Та тоже примолкла, хоть и хмурилась недовольно.

«Похоже, ситуация здесь хуже, чем кажется», — невольно подумал я и пошел дальше. Все-таки Кампочита изменилась, заключил я. Мне городок запомнился ярким и веселым, а теперь на улицах почти не было молодежи, и даже вездесущие опунции казались какими-то тусклыми и серыми. Должно быть, даже кактусам приходилось нелегко в такую засуху.

Сеньор Варгас ни в какую не желал принимать незваного гостя, а суровая служанка (видимо, та самая Мария, худая смуглая женщина лет сорока или больше) едва не огрела меня метлой, оберегая покой хозяина. Я знал такой типаж: скорее всего, вдова или старая дева, нашедшая себя в ревностном служении господину. Помнится, у известного австрийского новеллиста (как бишь его? Кажется, Цвейг) был рассказ о подобной служанке, готовой ради хозяина даже отравить его супругу.

Но я отвлекся.

Итак, сдержав натиск этой фурии, я велел передать сеньору Варгасу мою визитку (на обороте которой черкнул, что явился от имени и по поручению его старшей дочери) и сказать, что не уйду, пока не увижусь с ним. Если же ему будет угодно послать за полицией, только порадуюсь, поскольку очень хочу повидаться с сеньором Гонсалесом, но не застал его в участке.

После этого пассажа Мария немного присмирела, проводила меня в гостиную и скрылась в недрах дома. Через некоторое время ко мне вышел сам Варгас.

Это был высокий худой мужчина, насквозь прокаленный здешним солнцем. Было заметно, что он ведет нездоровый образ жизни: об этом говорила и желтоватая бледность, заметная даже сквозь загар, и мешки под глазами, и трехдневная щетина, и несвежая рубашка, и скверный запах изо рта. Судя по всему, Варгас совершенно перестал следить за собой, и я, кажется, мог угадать причину.

— Сеньор Варгас? — сдержанно поклонился я. — Виктор Кин, эсквайр, к вашим услугам.

— Я в ваших услугах не нуждаюсь, — мрачно ответил он и рявкнул: — Мария! Принеси еще бутылку!

— Сеньор, соблаговолите воздержаться хотя бы недолго, — попросил я. — У меня для вас важные известия.

— Ну? — он перевел на меня налитые кровью темные глаза. — Что вам нужно? И при чем тут моя дочь?

— Сейчас объясню, — уклончиво ответил я. — Для начала я хотел бы передать вам, что ваша дочь Иоанна жива и находится в добром здравии. Вам, должно быть, уже телеграфировали из пансиона?

— Да… эта мерзавка сбежала! — очнулся Варгас. — А ведь сама рвалась туда, лишь бы подальше от женишка!

— Разве не вы сосватали ему Иоанну? — спросил я.

— Я, — вздохнул Варгас и все-таки приложился к бутылке, услужливо подсунутой Марией. — Только это дело, сеньор, касается только моей семьи. Говорите, что вам нужно да убирайтесь восвояси!

— На вашем месте я бы немного сбавил тон, сеньор Варгас, — вкрадчиво произнес я, решив, что с этим пьяницей нечего церемониться. Вежливого обращения такая братия не понимает, принимая его за проявление собеседником слабости, а потому наглеет. — Вы что, не прочли мою визитку? Вам не ясно, кто я такой?

По правде сказать, на визитке значилось сокращенное название лондонского клуба, почетным членом которого я являлся, а также Королевского географического общества. Я совершенно справедливо рассчитывал, что Варгас в лучшем случае опознает слово «Королевский», а расшифровать аббревиатуру не сумеет. Тем более, визитка на английском.

Я не ошибся.

— Вы… из этих? — опасливо спросил он и указал подбородком куда-то в сторону океана. — И насчет Хуаниты… Что она натворила? Украла что-нибудь и сбежала?

— Почему же сразу украла? — удивился я.

— Да я приметил, что очень уж она интересуется камушками, — протянул Варгас и снова хлебнул из бутылки. — Так и выспрашивала, и вынюхивала, только стоит завести разговор о делах, она тут как тут — то выпить принесет, то закусить, а сама знай прислушивается… Я это не сразу заметил, а как заметил — перестал ее впускать.

Я отметил, что у Хуаниты, несмотря на юный возраст, достаточно смекалки и отличное чутье на обман.

— Сеньор Варгас, — продолжил я, копируя известного лондонского адвоката, о котором ходили слухи, будто он парой фраз может заставить присяжных уверовать в полную невиновность подсудимого, будь тот хоть самим Джеком-Потрошителем. — Вы должны понимать, что нам известно всё. Покамест я беседую с вами как с человеком, павшим жертвой известного мошенника, однако всё может измениться в мгновение ока, если вы откажетесь отвечать на мои вопросы. Вы меня понимаете?

— Понимаю… кажется… — протянул он и отодвинулся со стулом вместе.

— Это дело касается не только вашей дочери, затронуты интересы Короны. Вы, надеюсь, осознаете, что это означает? — добавил я, почти не солгав. Чьих рук дело все эти беспорядки, в конце концов?

— Д-да, — выдавил Варгас и даже отставил бутылку подальше. — Вы… вы спрашивайте, сеньор, хотя меня и так уже обо всем повыспросили…

— Ничего, я хочу выслушать вашу версию событий своими ушами, а не полагаться на протоколы местных властей, которые, подозреваю, принимали не последнее участие в этой истории, — выдал я, сам себе удивившись. Впрочем, не зря ведь диплом пылится на полке! — Итак, сеньор Варгас, мы остановились на том, что вы сосватали вашу старшую дочь…

— Смитессону, — бурнул Варгас. — У нас так принято, сеньор: чтобы деловые связи были крепче, неплохо скрепить их браком детей. Детей у Смиттесона не было, поэтому мы решили, что он сам женится на Хуаните, когда она немного подрастет и научится вести себя как светская дама.

— Так-так, — протянул я, — и с этой целью вы отправили ее в Британию?

— Именно. Я надеялся, что она присмиреет, а когда выйдет замуж, ее поведение станет головной болью Смитессона, не моей. Но кто же знал, что он окажется мошенником? Старый Диас к нему благоволил, ну так Смитессон мог запудрить мозги кому угодно… Надеюсь, его когда-нибудь повесят! — выдал Варгас единым духом.

— Ну, на повешенье он пока не заработал своими трудами на ниве преступной деятельности, но сидеть ему придется долго, — заверил я. — Вы же, вижу, на свободе… К вам проявили снисхождение как к обманутому, введенному в заблуждение или?..

— Или, — мрачно ответил он. — Не будь у меня, чем откупиться, меня ославили бы на всю Мексику. Ну я-то ладно, человек пропащий, но у меня ведь сын, каково ему будет? А еще и дочери, кто их потом замуж возьмет? Да и приданое нужно…