в саблезубый дверной проем. За его спиной осколок стекла бесшумно упал в сугроб.

Температура воздуха в обшарпанном фойе намного ниже нуля. Как жильцы такое терпят? От этого холода не избавиться, если заткнуть щель под дверью полотенцем.

Баш вышел в коридор и направился к лестнице. Руки спрятаны глубоко в карманах, снег лежит на плечах, как в рекламе шампуня от перхоти.

Возможно, Баша спровоцировала безумная сказка Джонатана о копах и шлюхах и прочих мелодраматических опасностях. Люди, живущие нормальной, безопасной жизнью жопарей, не любят развлечения подобного рода. Жизнь надо пробовать на вкус… и иногда этот вкус очень противный. Лучше влюбиться и страдать от разбитого сердца, чем вообще не влюбляться. Некоторые мерзкие вкусы жизни требовали ментального полоскания рта. Некоторые изменяли тебя навсегда. Посреди этой бесцветной бездны Джонатан столкнулся с чем-то ярким и волнительным. А в это время Баш находился в безопасности своего дома, изнывал от скуки и все пропустил, планируя свое, еще более удобное и безопасное будущее.

Он чувствовал, как его характер со скрипом меняется, и ненавидел это. Баш хотел убедиться, что они с Джонатаном по-прежнему не разлей вода. По этой причине он решил в этот чудесный и кошмарный день приехать в Кенилворт Армс. Надеялся, что Джонатан отговорит его от женитьбы… и они сбегут вместе в Вегас… станут контрабандистами… или астронавтами…

Внешняя дверь в квартиру 207 поддалась, когда Баш в нее постучал. Она была не заперта, и он вошел. Вторая дверь тоже открыта.

– Джонатан? Эй?

Внутри движение. Тяжелые шаги приблизились к двери, когда Баш ее толкнул. Дверь широко распахнулась.

– Заткни свою пасть.

Не Джонатан. Кто-то такого же роста, как Баш, но шире в плечах. В руке он сжимал пистолет, дуло которого уткнулось Башу в лоб.

– Иди сюда. Быстро. И молчи, а то вышибу тебе мозги. Сюда, сейчас.

К своему облегчению, Баш не увидел изрешеченного пулями тела Джонатана на полу. Здоровяк запер внутреннюю дверь. Баш сглотнул. Вещи Джонатана в беспорядке валялись по всей квартире.

Баш задумался, сколько пуль выдержит его тело, прежде чем умрет.

– Сядь и прислонись к стене. Живо.

Баш подчинился.

Менее чем через сорок секунд он будет бороться с этим типом не на жизнь, а на смерть.

* * *

Ямайка думала, что это больше всего похоже на будильник. Старый, металлический, с круглым циферблатом. Такие будильники киношные террористы используют в качестве часового механизма для своих смертоносных пакетов, начиненных пластиком. Часики тикают. Скоро будет взрыв. Главное – успеть.

Ее жизнь – бомба с часовым механизмом.

Еще один крест на календаре, в конце которого – смерть. Неистовая метель и очередной угнанный автомобиль. Какой чудесный день.

Она съехала на обочину в вишневом «корвете» Баухауса и включила аварийку. Впереди видела задние огни еще одного несчастного автомобилиста, который не справился со снежным штормом. Ощущение всеобщей катастрофы заставило ее собраться. Зубы стучали несмотря на искусственный жар, обволакивающий ноги. Индикатор топлива показывал четверть бака. На сколько хватит горючего? Сколько еще кульминационных моментов она выдержит, прежде чем из ее ушей пойдет пар?

Она остановилась в полуметровом сугробе и перевела «корвет» в парковочный режим. Кроме заблудшей души, впереди других автомобилей видно не было. В белом вихре фары дальнего света появлялись и исчезали словно призраки. Если фары высокие – это снегоуборочная техника. Если фары расположены на ее уровне – значит, это такие же жертвы, как она. Как и она. Может, представители власти. Ямайка ненавидела это словосочетание – «представители власти».

Она порылась в бардачке Баухауса. Под неуклюжей грудой компакт-дисков и портсигаром с несвежей самокруткой нашла его помятую флягу. Пальцы ощупали гравировку в стиле ар-деко, а нос сообщил, что внутри сорокаградусный бурбон.

Под флягой лежал револьвер. Только этого ей не хватало – еще одного пистолета. Аллилуйя.

На полу, под пассажирским сиденьем, лежал алюминиевый кейс Эмилио, набитый деньгами. На самом сиденье валялась ее сумка и пистолет офицера Сталлиса. Из которого в течение последнего часа она выпустила всю обойму.

Экземпляр, который Ямайка вытащила из бардачка, – компактный и вычурный никелированный револьвер с коротким дулом. Типичный Баухаус. Наверное, он стрелял из него по патрульным.

Шторм заморозил затемненные стекла и укутал автомобиль белым саваном – чистым, безликим, цвета обглоданных костей. Ямайка оцепенела, уставившись на часы на приборной панели. Они тикали. Столько событий произошло всего за несколько оборотов стрелок на этом циферблате. Она не верила, что такое возможно.

Ямайка похлопала себя по щекам, чтобы выйти из оцепенения. От тепла клонило в сон. Она вышла из машины. Снег жалил ее, глаза наполнились слезами. Она вышвырнула оба пистолета в снег – так далеко, как позволили руки.

* * *

Разобраться с Эмилио оказалось проще простого.

Он настолько полон эго, что использовать против него сексуальную карту получилось без напряга. Она его не трахает, а перерабатывает, рефлекторно, так же, как дышит или моргает.

Его извращения ее не удивляют. Она с таким уже сталкивалась. И ловко имитирует обязательный оргазм. Эмилио относится к категории мужчин, считающих себя «щедрыми» созданиями, которые всегда заставляют партнершу кончить первой. Когда они засыпают, Ямайка оказывается сверху.

Ей помогло снотворное, которое она предусмотрительно захватила из миски на ониксовой барной стойке. Она почти на автомате связала Эмилио по рукам и ногам, сопротивляясь желанию пустить пулю в его волосатые яйца. Пусть они танцуют.

Или залить их амилнитритом… приклеить его к простыням…

Ямайка сильно рисковала, вынимая пистолет из-под куртки до того, как Эмилио ее раздел. Ведь кругом камеры. Еще не время для пафосных жестов. Все действия должны казаться обычными. И то, что она привязала Эмилио к кровати, подходит под это определение. Более-менее.

Ее план не требовал много времени. Она двигалась и думала быстрее, чем они.

Веселье продолжилось, когда она вернулась из ванной.

Ямайка встала на унитаз и замазала глазок камеры струей из аэрозольного дезодоранта, затем быстро оделась. Потом надела ботинки, засунула пистолет офицера Сталлиса в карман куртки и бросила взгляд на большое зеркало над раковиной. Тушь растеклась, подводка размазалась под глазами и сделала ее похожей на енота, волосы слиплись от пота. Фиолетовая прядь карикатурно торчала. Как девушка из социальной рекламы. Пожалуйста, заберите меня с этих злых улиц.

Дорожка на удачу, с мраморной столешницы. Для выносливости. И храбрости.

Она вышла из ванной и начался обратный отсчет.

Ямайка запихала кляп из шелковых носков Эмилио ему же в рот. Дыхание на мгновение остановилось, потом он начал сопеть через забитый нос, все еще в отключке.

Она вышла из спальни.

Чари