генерал — после таких дел герцог его по голове не погладит. — Нет, он тут, отсидится и по новой за дело примется.

— Неужели примется? — не верил хозяин дома.

— А как же иначе, — снова говорил полковник. — Денежки лёгкие у него закончатся, и он по новой начнет. А что? Место у него есть, людишки тоже остались. К грабежам он привык, так что, конечно, возьмётся, раз за первые грехи его не наказали. Тем более что купчишек грабить — это так же приятно, как девушек целовать.

Волков при последних словах своего товарища едва сдержался от усмешки. Уж как ни был Карл хорош ему в помощи, но вот в деле тонкой политики и в деле этикета знатоком он точно не был. Не нужно было в доме большого коммерсанта, в доме купца рассказывать о том, как приятно человеку ремесла воинского грабить человека ремесла торгового. Даже графиня это поняла, она покосилась на полковника с удивлением. И чтобы как-то увести разговор от грабежей и поцелуев, Волков и говорит:

— А не слыхали ли вы, друг мой, про моё железо, что было отобрано у разбойника недавно. Когда мне его можно будет забрать?

— Ах, дорогой мой генерал, — начал хозяин дома, и барон сразу, по первым словам его, понял, что никакого железа он не увидит. — То железо, что вы полагаете своим, вроде поначалу и было, а теперь никто и не знает, где оно. Я у кого ни спрошу, никто не видел. А капитан Вайзен и знать про него ничего не знает. Хотя Богом клянусь, из болот его на лодках, захваченных у раубриттера, привезли.

«Ах вы крысы, ах вы чёртовы воры! Безрукие дураки, что и разбойника изловить не могут, но едва появится, что украсть, даже всякая малость, так среди вонючих бюргеров сразу сыщется хоть один умный да проворный, кто от жадности воспылает отвагой уворовать себе хоть мелочь какую-нибудь, хоть безделицу ненужную, не то что дорогое железо, дьявол их порви!».

Но вместо этакой тирады барон лишь повернулся к своему старому другу и сказал, улыбаясь:

— Полковник, а вы не находите это забавным?

А под улыбочкой генерала, под этакой вуалью вежливости всякий наблюдательный человек мог бы увидеть, разглядеть тень высокомерного презрения, того презрения, которое аристократ и воин обычно прячет, общаясь с торговцем.

И Карл Брюнхвальд тогда спросил у генерала:

— Это то железо, которое нашли у речного разбойника и которое он украл у вашего купца? И которое, как вы полагали, вернут вам?

— Я на то надеялся, — признался Волков.

— Ха! — воскликнул полковник. — Уж никак не ожидал от вас, друг мой, такой юношеской наивности.

И два старых солдата засмеялись, а вот Фейлинг лишь улыбался; он бы тоже, может быть, посмеялся, но уже больно негодующие взгляды бросала на него графиня. Даже ей, женщине, эта история с железом показалась некрасивой. И тогда, чтобы хоть как-то скрасить ситуацию, Хуго Фейлинг и говорит:

— А вы знаете, генерал, что мы уже подготовили официальный запрос в совет города насчёт дома графа? Мой родственник Гобен так хорошо его составил, что канцелярия приняла его к рассмотрению сразу.

«Ну, кто бы сомневался… Уж в написании запросов с вами никто не поспорит. Рыцарство вы чернильное».

— Вот как? — Волков, конечно, ворчит про себя, тем не менее это хорошая новость. — И когда же совет будет решать вопрос?

— Так вот приехали вы, генерал, в самое время, — объясняет Хуго Фейлинг. — Вопрос завтра решаться и будет, и в регламенте заседания стоит он номером вторым, как раз за вопросом ремонта Жабьего моста. И вам, генерал, хорошо было бы присутствовать на том заседании вместе с графиней. То весу нам сразу прибавило бы. Одно дело — ваше имя, а другое дело — ваше личное присутствие. Раз уж вы за делом будете наблюдать, так не всякий сенатор посмеет «нет» сказать или начать решение оттягивать.

— Да уж, братец, давайте, сходите на то заседание, — попросила его Брунхильда. — Я тоже буду.

Тут Фейлинг и графиня были безусловно правы. И Волков произнёс:

— Да, надо идти. То дело для моей семьи первостатейное. Я буду.

— Вот как хорошо всё выходит, — обрадовался Фейлинг и поглядел на Брунхильду с ласкою. — Скоро наша графиня будет со своим дворцом. И победа наша над разбойником очень кстати случилась. Как говорится, всё одно к одному. Теперь все будут за нас, а не за Гейзенберга.

Глава 42

Переночевали они и позавтракали у Кёршнеров, а меж тем Волков уже стал подумывать о том, что скоро он хлебосольных богатеев тревожить перестанет, а будет останавливаться у «сестрицы» в графском дворце, места там хватало, так как тот дом был немногим меньше дома первых богатеев Малена.

Они поговорили с Кёршнером о заседании городского совета, на котором должен был решаться вопрос с домом, и купец сказал генералу, что тоже прибудет в ратушу, как только поделает свои дела. На том и расстались.

А в ратуше в этот день оказалось народа немало, видно, не только для семейства, которое в городе для удобства называли Эшбахтами, это голосование было важным. Также присутствовали здесь члены семьи, которую именовали Маленами. И были тут из пяти три ветви рода, чьи представители в той или иной степени претендовали на графский титул. Они сели справа от входа в ратушу, в первом ряду сразу за оградкой, что отгораживала людей случайных от сенаторов. За ту оградку никто не допускался, кроме самих господ советников, секретаря совета, бургомистра, секретаря магистрата и, конечно же, городского консула с его помощником. Все остальные люди, горящие желанием видеть, как принимаются важные решения в городе, размещались на лавках за оградкой.

Когда Волков с Брюнхвальдом, фон Готтом и фон Флюгеном вошли в ратушу, они с удивлением обнаружили там половину фамилии господ Маленов, что уже собрались в ратуше и заняли правую от входа часть свободных мест. Малены оживились, увидав своих врагов, стали перешёптываться, бросать на пришедших злые взгляды, и никто из них не соизволил поздороваться с генералом и его людьми.

И тот, едва бросив взгляд на своих противников, сразу пожалел, что не привёз с собой из Эшбахта десяток проверенных людей, желательно из сержантов или из его личной охраны. Ведь Маленов в ратуше было шестнадцать человек. Это если не считать тех горожан,