Не менее интересен был разговор с леди Ньямоаной, состоявшийся уже вечером, перед закатом. Мы встретились возле её шатра, и леди с самым деловым видом перечислила мою доли добычи, доставшейся нам в захваченном селении. Мне полагается дюжина клыков (сортов дамир и бринджи ахль) и два десятка пленников. Все это уже отправлено в Талачеу и будет дожидаться нашего возвращения.

Первой и совершенно правильной мыслью было немедленно же отказаться, что я и попытался сделать. Но когда я поглядел на собеседницу (в этот момент она показалась мне особенно красивой), то внезапно произнёс нечто совершенно иное. Увы, разум на миг оставил меня, ибо сказал я (дословно): «Претендую на нечто большее, повелительница». Ответ последовал незамедлительно: «Большее следует завоевать, шотландец Ричард!»

Леди Ньямоана не шутила. Кажется, я тоже.

Несколько секунд мы оба молчали, но это молчание было красноречивее всяких слов.

Творец всего сущего! Чего я хочу, к чему стремлюсь? Надо ли отвечать? Вероятно, надо, но — не сейчас.

Чтобы скрыть смущение (если сие было вообще возможно), я попытался напомнить леди Ньямоане о пленной правительнице Сешете. Леди улыбнулась и не без некоторой снисходительности, сообщила, что та ещё жива, но особо завидовать ей не стоит. Потом добавила со всей той же улыбкой: «Враги должны умирать долго, очень долго, шотландец Ричард!» Пальцы мои похолодели…

Я не дома, я не в Европе. Впрочем, и в Европе принцип «горе побеждённым» все ещё в полной силе. Можно взывать к милосердию, твердить о гуманных принципах, повторять, что все люди — братья… Увы, человечество занимается этим уже не первое тысячелетие, причём с одинаковым успехом.

Тебе ничего не изменить, шотландец Ричард!

Перечитав эту и предыдущие записи, внезапно сообразил, что уже несколько дней не общаюсь с Даймоном. Все ли в порядке в его непонятном и странном мире, где духи ведут себя ничуть не лучше нас, живых людей? Все ли в порядке с ним самим? Увы, спросить не у кого, в мимобо не найдёшь специалиста по бинауральным ритмам.

Разве что… Может, Викири пыталась не удивить меня, но объясниться, даже передать некое сообщение?

Закат сегодня необыкновенно яркого и густого красного цвета. В Европе это свидетельствовало бы о приближения сильного ветра. Здесь, в Африке, такое может означать все, что угодно.

Музыка А. Новикова, слова В. Харитонова. Исполняет Людмила Зыкина.

(4`00).

«Кто вернётся опять из полёта, кто-то наверно войдёт в тишину». Странные слова в этой вроде бы простой лирической песне!

…Облака по всему небу — белые, с лёгким бирюзовым отливом, в золотистых отблесках уходящего солнца. Края острые и форма непривычная, словно из кубиков сложены. До самого горизонта

Алёша улыбнулся. Наконец-то дома. По-настоящему! Родительская квартира в Чернигове, дрянная комнатушка у метро, новая «конспиративка», пустая, с компьютером и раскладным диваном… Все не то, все временно, неуютно, вспоминать не хочется. А здесь, среди бескрайнего неба, среди снежно-белых облаков…

Покачал головой Алексей. Увлёкся, забылся, скоро на стихи перейдёт. «В небе белом, в облаках…» Какую рифму подобрать? «Страх»? Почему «страх»? Не страшно, напротив. «Прах»? Ещё хуже. Я поэт, зовусь я Цветик, от меня вам… э-э-э… хвост собачий.

Страх-прах-крах-вах. В смысле, вах-вах-вах, восторг полный.

Все, хватит. Смотрим. Зовём!

Алёша поднял руки вверх, чуть в стороны развёл (скользить удобнее!), оглянулся:

— I’m North! I’m North! Do you listening me? I’m North!…

Негромко проговорил, почти прошептал. Услышат? Было бы кому слушать, а так, должны, Профессор обещал. Можно и погромче:

— Я — Север! Я — Север! Выхожу на связь, прошу отозваться! Я — Север!..

Тихо, тихо, только издали — лёгкий перезвон, словно льдинки лопаются. Подождал Алёша, послушал…

— Я — Север! Выхожу на связь. I’m North! I’m North! Do you listening me?

Молчат? Молчат! Ничего, отзовутся. Времени полно, часа полтора точно есть, программа надёжна, а если чего, Джемина-подпольщица на страже. Подстрахует.

— I’m North! I’m North!..

Снова звон — далёкие ледяные колокольчики. Или только кажется? Здесь, среди белых облаков, нет ничего настоящего, это лишь картинка, образ в спящем сознании, иероглиф подлинной Ноосферы. Профессор говорит, что не всем небо видится, некоторым море, реже — пустыня или лес. Как в настоящем сне — непонятное, непредставимое преобразуется в знакомый образ, упрощается, становится понятным, простым, игрушечным…

— Я — Север! Я — Север!..

Небо

Тихо, чисто, пусто…

Внезапно подумалось, как это выглядит со стороны. Кресло — новое, только что из салона-магазина, монитор, сам он в кресле, наушники на висках, глаза закрыты. Джемина сидит на диване, больше негде, в руке — сигарета. Курит. А ещё баскетболистка!

Надо было Еву позвать, с ней проще. Или… Все верно, в многом знании — многие печали. А зачем Профессоровой дочке лишние печали?

* * *

С Профессора все и началось — как сегда. Столкнулись в коридоре на родном этаже, пятом истфаковском. Спешил Профессор, но все-таки остановился, протянул твёрдую ладонь.

Улыбнулся.

Алёша просто поздороваться думал. Впереди — третья пара, он спешит, Женин папа тоже торопится. Выборы выборами, война — войной, а работу пока никто не отменял.

— Да, Алексей, два дня с собой ношу. Это для вас.

Снял с плеча сумочку чёрной кожи, расстегнул.

— Вот!

Моргнул Алёша: что, простите, «вот»? Пакетик бумажный? В такой диски обычно кладут…

Диски?! «Вот»!

— Здесь все главное, чтобы собрание сочинений мистера Монро не перелопачивать. И заставка Гранта. Обычный mp4, на любом компьютере пойдёт. Летайте!

Снова улыбнулся — кончиками тонких губ. Не глазами. Серьёзно смотрели глаза.

— Что найдёте — ваше. Советую взять с собой, так сказать, секунданта. На всякий пожарный. Риск невелик, но все-таки…

Алёша вздохнул. Выдохнул — понял. Так, значит, повернулось?

— Спасибо! Только…

— Только! — дёрнулись губы. — Только прошу, Алексей, Женю не приглашайте. Она… В общем, очень прошу.

Что ответишь?

— Понял.

Хотел «Так точно!» брякнуть — сдержался в самый последний миг. Ещё не хватало!

Без Жени-Евы и вправду обошлось. Джемина-подпольщица даже не дослушала — трубку бросила, вихрем примчалась. Пришлось пообещать, что и её в небо пустят. Потом. Когда-нибудь…