Появившись, Трэвис молча осмотрел нас, а потом знаком показал, чтобы мы шли за ним. Я опять оказался в той же комнате для допросов – в третий раз за последние три дня. Но сейчас комната выглядела немного по-другому. Она меньше напоминала клетку.

– И кто это такой? – спросил Трэвис, закрыв за собой дверь.

– Страттен.

– С ним все в порядке? Он выглядит больным.

– Конечно, – ответил я, – с ним все в порядке. Просто ему надо со многим смириться.

Трэвис присел на стол и сложил руки на груди.

– Знаешь, у меня до сих пор недостаточно улик, чтобы привязать его к этому шантажу. Такое впечатление, что его ничего с этим не связывает, кроме твоего слова.

– Ромер мог бы дать необходимые показания, – заметил Дек. – Но он мертв.

Кажется, Трэвис не слишком этому удивился. Просто сделал пометку о случившемся.

– И все равно слишком мало для окружного прокурора. Прости, Хап.

– А я и не собираюсь решать эту загадку с шантажом за тебя, – заметил я. – Ты коп, это твоя работа.

– Тогда что тебе нужно?

Я глубоко вздохнул.

– У меня есть основания полагать, что этот человек помнит убийство полицейского.

– Он что, убил Рэя Хаммонда? – Трэвис перевел взгляд на Страттена.

– Я не могу этого утверждать, но он об этом помнит.

Какое-то время Трэвис молча смотрел на меня, обдумывая услышанное.

– В это я готов поверить. Подходящий тип, – кивнул он наконец.

– Все-таки классная это штука – интуиция сыщика, – заметил я Деку.

– Я под впечатлением, – кивнул мой друг.

Трэвис взял Страттена за руку, и мы с Деком отступили на шаг.

– Уже одиннадцать с лишним, – произнес я.

– Да, – медленно произнес Трэвис. – И знаешь, произошла странная штука. Я был уверен, что на столе у меня лежит папка, полная старых дел, с которыми надо разобраться, но не могу ее найти.

– Но ты же найдешь? – Сердце сжалось.

– Трудно сказать. Ты в курсе, как бывает. Иногда они исчезают навсегда, а иногда снова всплывают.

– Трэвис…

– Иди домой, – предложил лейтенант, – где бы твой дом ни был. Оставь у дежурного свой номер телефона. Я внимательно перерою все у себя в офисе после того, как арестую Страттена, и перезвоню тебе.

Я оставил номер Дека, а потом мы с ним завалились в бар и как следует выпили пива.

Звонок от Трэвиса раздался на следующее утро, довольно рано. Думаю, он решил, что достаточно поиграл на моих нервах. Перевернул весь кабинет, но так и не нашел чертовой папки. Но несмотря на это, он был весел: тест на сыворотке и сканирование памяти однозначно показали, что Страттен был на месте убийства Рэя Хаммонда. Оставались, правда, вопросы, почему в своем воспоминании Страттен был одет в женское пальто и называл себя Лорой, но Трэвис с окружным прокурором решили, что личная жизнь Страттена – это его дело. Они оба были довольны, что правосудие восторжествовало хоть так.

Что же касается попытки ограбления «Трансвиртуаля», то без дополнительных показаний обвинение строить было не на чем, так что Трэвис пометил дело как закрытое, и таковым оно останется в базе данных полиции. Решив не делить счет на троих, лейтенант решил: пусть мертвый Рикардо расплатится за всех.

Трэвис уже готов был положить трубку и вернуться к своим полицейским делам, когда я услышал, как что-то говорю ему не по делу. Я спрашивал о том, не может ли перековавшийся бывший преступник поставить ему кружку пива.

– Ни за что, – ответил Трэвис, немного подумав. – Особенно не в «Ирландце Бене», не в следующую пятницу и не в районе девяти. Боже упаси.

Вечером того же дня я обнаружил, что уничтожение домашнего сайта Квота, точнее Страттена, привело к неожиданным результатам. Пентюх стал пожирать все Квотовы ложные счета, но Венту удалось перехватить часть из них, пока не стало слишком поздно. И хотя я потерял бо́льшую часть своих денег в невосстановимых виртуальных потоках, которые иссякли сразу же, как только рухнул сайт, у меня осталось достаточно, чтобы какое-то время жить спокойно. Вент получил то, что я ему был должен, плюс свой грабительский процент, а финансов все равно вполне хватало, даже на очередную подчистку полицейской базы данных.

Но я не стал платить за нее и, думаю, не сделаю этого никогда. Дрянь случается. Иногда ты совершаешь плохие поступки, иногда кто-то плохо обходится с тобой. И попытка представить дело так, что этого никогда не было, ничего не меняет, дрянь не исчезнет. Не важно, как глубоко она закопана в посторонний мусор, она все равно остается там, остается неотъемлемой частью тебя. Прочитав письмо, которое разорвало тебе сердце, ничего не добьешься, уничтожив его. Нужна передышка. Нужно перестать проворачивать нож в ране по ночам и не изводить себя днем. Попытки достигнуть совершенства – лишь способ повернуться к реальности спиной и представить содержимое твоей головы ценнее окружающей действительности. Дом, где мы живем, может хоть парить на воздусях, но это дом, и таковым его делают сломанная мебель и отпечатки грязных пальцев на выключателях.

* * *

Невидимые долгое время развлекались, легкомысленно плавая среди жизней своих видимых собратьев, которых теперь считали неполноценными чужаками. Время от времени человек мог погрузиться в свою память и увидеть реальное положение вещей, но никто не мог вспомнить, что именно он видел, поэтому приходилось сочинять сказки, чтобы заполнить пробелы. Если оглянешься, как Орфей, в то же мгновение потеряешь то, что искал. Черным на черном писать невозможно – поэтому пиши белым, старайся изо всех сил. Но первый же сделанный тобой штрих будет неверным.

В какой-то момент один из ангелов решил, что видимое и невидимое могут вновь стать единым целым. И он попытался объяснить, как это может получиться.

Но опоздал. Страсть человечества понимать все в буквальном смысле вышла за пределы материальной жизни и перешла в область идей. Операционная система приспособилась к новому железу, и теперь необходимо было все узаконить, сделать незыблемым. Мы ухватились за мысль ангела и работали над ней до тех пор, пока она не стала абсолютно бессмысленной. Мы подняли одного невидимого над остальными, сделали его нашим отцом и правителем и назвали богом.

Ангел, названный так, запретил любое упоминание о себе – даже имя его было под запретом. Он хотел остановить процесс примитивизации, но в конце концов она стала неизбежной. Ангел обнаружил, что стал главой корпорации, где у рычагов оказались молодые радикалы, которые не признавали высшего руководства, – они переписывали его распоряжения, превращая их в законы более жесткие, более ограниченные и… более человеческие. Его сместили в ходе переворота в совете директоров и изгнали на самый верх. Он так и не смог понять власти материального, не понял, что люди будут всегда ощущать необходимость отчуждать сознание своего бога. Быть божеством – значит перенять множество качеств и способностей как выдающихся, так и тривиальных, от тех, кто поставил тебя над собой. Например, невидимые не знали, что такое сила притяжения, но люди решили, что если они могут летать, значит, у них должны быть крылья. Так и повелось – к большому неудовольствию невидимых. Крылья остались для них дикой и крайне неудобной заморочкой. То же с космическими кораблями – так что все эти небесные огни мы видим только в своем сознании. Вообще, каждый из нас на самом деле пришелец для остальных – невидимые просто чуть более чужды видимым, чем видимые друг другу.