Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не знаю… — честно ответил парень.
— Сам Нуад явился, чтобы поддержать нас?
— Похоже…
— Сегодня великий день! — полузадушенно каркнула Керидвена. — День великой славы Туата Де Дананн!
«А урманских богов они не замечают? — подумал Вратко. — А Перуна? А Цернунноса с Огмиосом? Любопытно было бы дать заглянуть в котел Гуннару или Олафу… Или Вульферу? Или Димитрию? Кого они увидят?»
— Смотри! Саксы теснят врага! — прохрипела Керидвена.
И правда, воины Гарольда остановили наступление рыцарей на правом крыле, как совсем недавно на левом, и потихоньку переходили в наступление.
Вздымались топоры. Ржали кони. Трепетали знамена.
Нормандцы сопротивлялись отчаянно, но когда к ополченцам-саксам присоединились всадники английского короля — таны и их ближние дружинники, стоявшие до того в засаде, — не выдержали и повернули коней.
Радостные крики вознеслись к небу.
Благосклонно улыбнулись взирающие сверху боги.
Тор почесал бороду, а Луг шепнул что-то на ухо Нуаду.
«Видно, одно их присутствие помогает саксам, — успокаиваясь, подумал парень. — Теперь, когда мое обещание королеве будет исполнено…»
Его мысли прервал голос бенедиктинца.
Per singulos dies benedicimus te;
Et laudamus Nomen tuum in saeculum,
et in saeculum saeculi.
Dignare, Domine, die isto sine peccato
nos custodire.[147]
Вратко увидел его.
Бернар вытащил из-под одеяния маленький ларец, длиной в пядь, а шириной не больше двух вершков. Темное дерево не блестело на солнце, будто поглощая лучи. Новгородец узнал шкатулку. Эдгар Эдвардссон предал ее священнику перед сражением у Стэмфордского моста. Там хранился ноготь Иисуса Христа, остриженный у Сына Божьего вскоре после снятия с креста.
«Чернорясый» поднес ларец к губам и благоговейно прикоснулся к крышечке.
Miserere nostri domine, miserere nostri.
Fiat misericordia tua,
Domine, super nos, quemadmodum
speravimus in te.
In te, Domine, speravi:
non confundar in aeternum.[148]
Затаив дыхание, словен смотрел, как из тумана над рядами нормандских рыцарей соткался силуэт.
Невысокий мужчина не отличался шириной плеч и могучим телосложением. Не воин, не боец.
Узкое лицо обрамлено темно-русой, слегка кудрявой бородкой. Карие глаза обведены кругами — свидетельство бессонных ночей и долгих размышлений. На челе сочились кровью глубокие царапины. Одет в простую, из некрашеного полотна рубаху длиной до середины бедра. Ни вышивки, ни рисунка… На ногах потрепанные, пропыленные сандалии.
Еще до того, как новоприбывший бог поднял руки и сползшие рукава обнажили сквозные раны на запястьях, Вратко узнал его.
Сам Иисус Христос!
Урманы и королева Маб называли его Белым Богом.
Почему белый?
Может, они имели в виду чистоту помыслов и сердца Сына Божьего?
Per signum crucis de
inimicis nostris libera
nos, Deus noster.
In nomine Patris,
et Filii,
et Spiritus Sancti.
Amen.[149]
Иисус простер к языческим богам открытые ладони. Кротостью и прощением дышало его лицо.
В ответ Тор зарычал и поднял Мйольнир, Цернуннос наклонил голову, будто бы намереваясь бодаться, а Мананнан схватился за рукоять меча.
Укоризненно покачав головой, Иисус шагнул вперед.
Позади нормандских рядов надрывался отец Бернар:
Anima Christi, sanctifica me.
Corpus Christi, salve me.
Sanguis Christi, inebria me.
Aqua lateris Christi, lava me.
Passio Christi. conforta me.[150]
Его слова подхватили сгрудившиеся вокруг бенедиктинцы.
О bone lesu, exaudi me.
Infra tua vulnera absconde me.
Ne permittas me separari a te.
Ab hoste maligno defende me.
In hora mortis meae voca me.
Et iube me venire ad te,
ut cum Sanctis tuis laudem te
in saecula saeculorum.
Amen.[151]
К удивлению новгородца, первым из вызванных им богов не выдержал Огмиос. Вот тебе и бог мудрости! Плешивый неуловимым движением вскинул лук и натянул тетиву. Стрела с шелестом устремилась прямиком к сердцу Иисуса.
Погибший на кресте будто бы нехотя отодвинулся в сторону, пропуская наконечник в волоске от рубахи.
«Что они творят! — ужаснулся Вратко. — Разве богам пристойно сражаться между собой?!!»
Вторым сорвался Тор. Оно и понятно — гроза йотунов никогда не отличался спокойным нравом. Крякнув, он послал Мйольнир в полет.
И свершилось чудо!
Молот, расколотивший столько великаньих и тролльих черепов, отлетел от раскрытой ладони сына Марии. Закувыркался воздухе и истаял, слившись с туманом.
Рыжебородый ас очумело уставился на противника. Перевел взгляд на пальцы, сжатые в кулаки. Едва только не почесал в затылке…
А Иисус сделал еще один шаг, качая головой и нахмурив брови. Он словно хотел сказать: «Одумайтесь, братья! Вы не ведаете, что творите!»
Одноглазый Хрофт крутанул над головой копье. Остро отточенное лезвие Гунгнира запело, рассекая воздух. Словену померещились две черные тени, рванувшиеся прочь от Отца Богов к поднебесью. Хугин и Мунин[152]с хриплым карканьем спешили прочь от битвы. Горестно завыли вдалеке Гери и Фреки.[153]