Журналистка посмотрела через застекленную дверь, но никого не увидела. Может, Коллинс все-таки заблудился в лабиринте коридоров?

Фостер встала на четвереньки, спустилась по скользкой лестнице, ступила на мокрый тротуар…

Вверху громыхнула пожарная дверь.

Беглянка укрылась за ближайшим мусорным контейнером. Ботинки ее преследователя уже стучали по металлическим перекладинам лестницы.

Он спрыгнул на землю.

Из своего укрытия Эбигейл видела только белые струйки его дыхания и свет фонаря. Она опустила руку, нащупала «Ругер» в боковом кармане, но, опасаясь выдать себя, не рискнула расстегнуть «молнию».

Ледяные капли били по металлической крышке контейнера.

Куинн прошел на парковку. Достаточно ли темный уголок она выбрала?

С минуту он стоял на месте.

Фонари погасли, и больше девушка его не видела.

Секунд через тридцать они снова вспыхнули, но Коллинс уже ушел.

Фостер поднялась, пробежала через парковку – подальше от фонарей и воющей сирены – и выскочила на грязную дорогу с выбоинами и затянутыми коркой льда лужами.

Холод, темень и лишь кое-где осколки света, викторианские домишки, одни – обветшавшие, заброшенные со времен окончания шахтерского бума, другие – чистенькие, ухоженные, выкрашенные яркой краской заботливыми любителями гор, молодыми яппи.

Эбигейл бежала по Риз-стрит, моргая от пота и бьющих в лицо ледяных капель. Холодные струйки стекали по ее шее и ползли змейками по спине. Где-то в темноте забормотал мотор.

Она оглянулась – сквозь ливень пробился свет фар. «Бронко», набирая ход, мчался по Двенадцатой улице.

Эбигейл прибавила скорости. Тонкий, как бумага, ледок хрустел у нее под ногами.

В окне ближайшего дома тявкнула собачонка, вдалеке башенные часы пробили восемь…

Подпрыгивая на колдобинах, «Бронко» проскочил по соседней улице, промелькнул между домами, свернул вправо на Тринадцатую улицу, проехал еще квартал и снова резко взял вправо. Фары ударили бегущей девушке в лицо.

Едва не сбив головой почтовый ящик, Эбигейл метнулась в сторону и распласталась на мокрой траве у сетчатого забора. «Бронко» пронесся мимо, забросав ее с головы до ног грязной жижей.

Какое-то время Фостер еще лежала, прислушиваясь к удаляющемуся громыханию, продолжающей завывать пожарной сирене и глухому, едва слышному шуму реки Анимас на противоположной окраине города, замедлившей свой бег в преддверии зимы.

«Бронко» свернул на другую улицу. Журналистка поднялась, протерла от грязи глаза и заковыляла дальше, к перекрестку Риз-стрит и Тринадцатой улицы. Каждый шаг по-прежнему отдавался острой болью в копчике.

Миновав перекресток, она уже через минуту оказалась на Четырнадцатой улице, свернула налево у пустующего кирпичного здания, пробежала длинный квартал из обветшалых викторианских домишек и одного передвижного двухсекционного здания и вышла на Сноуден-стрит, грязную и разбитую еще сильнее, чем Риз.

Далекий визг сирены напоминал мяуканье спятившего кота. В воздухе висел сырой запах дыма. Лишь кое-где темноту прорывали осколки света обитаемых жилищ. Ярдах в тридцати, в конце засыпанной щебенкой дороги, Эбигейл увидела освещенное крыльцо и перечеркнутый полосами света «Форд Экспедишн» – со скромной подвеской, громадными шинами и светодиодной фарой на крыше.

В двух кварталах от нее «Бронко» свернул на Четырнадцатую улицу. Плача от боли, Эбигейл протащилась до конца дорожки мимо «Форда», водительскую дверцу которого украшала броская золотистая надпись «СЛУЖБА ШЕРИФА. ОКРУГ САН-ХУАН».

Еще один домик в викторианском стиле. Вишневое, с желтой отделкой, крыльцо. Между водосточным желобом и кучкой жиденьких осин развешаны тибетские молитвенные флажки. На втором этаже светится круглое мозаичное окно. На стульях во дворе – старые лыжи.

Поднявшись на крыльцо, Эбигейл постучала в переднюю дверь и заглянула в темное занавешенное окно. Зажегся свет. Кто-то прошел по устало застонавшим деревянным половицам.

За дверью повернули задвижку. Звякнула упавшая цепочка. Скрипнули петли. Дверь открылась – на пороге стояла симпатичная миниатюрная женщина, та самая, что четыре дня назад, на дороге в Абандон, требовала у Скотта разрешение на рыбалку. Только теперь у нее не было никаких заплетенных косичек, никакой ковбойской шляпы и парки. Обычная женщина – в розовом атласном халате и меховых тапочках. Собранные в пучок волосы заколоты деревянными палочками для еды.

– Чем могу помочь? – спросила она, и Фостер уловила легкий запах водки.

Колени у беглянки вдруг стали ватными, и она села прямо на крыльцо.

– Что-то случилось? – приподняла брови хозяйка дома.

Говорить журналистка не могла и только указала в сторону Четырнадцатой улицы. Однако – странное дело – никаких фар там уже не было. Только мутные уличные фонари и тьма вокруг.

Шериф опустилась на корточки у порога.

– Вы ведь были с той группой, что направлялась в Абандон? – уточнила она. – В прошлое воскресенье, если не ошибаюсь?

– Да, – выдавила из себя Фостер.

– У вас лицо обморожено. Что случилось?

– Пожалуйста, позвольте мне войти…

Шериф помогла подняться неожиданной гостье, обняла ее и, когда они вместе вошли в дом, закрыла за ней дверь.

– Заприте на замок, – сказала Эбигейл.

Пока хозяйка возилась с замками, она попыталась снять забрызганную грязью куртку, но замерзшие, непослушные пальцы так и не справились с «молнией».

– Давайте я помогу, – предложила шериф.

– Спасибо. Как вас зовут?

– Дженнифер.

– А меня – Эбигейл.

Журналистка вытащила руки из рукавов, и Дженнифер забрала у нее парку, повесила ее на вешалку и провела гостю через прихожую, мимо лестницы, по темному коридорчику в кухню.

– Ну вот, садитесь. – Шериф выдвинула стул из-под скромных размеров стола, и Фостер не столько села, сколько упала на него.

– Можно воды? – попросила она.

– Конечно. – Дженнифер открыла шкафчик, достала стакан и налила в него воды из-под крана.

Эбигейл оглядела комнату, представлявшую собой странное смешение нового и старого: холодильник «Саб-зеро», гранитные столешницы, древняя, тронутая ржавчиной газовая плита, не первой молодости кран… На деревянной полке над раковиной выстроилась батарея пустых бутылок «Грей гуз» и старинных, столетней давности, емкостей для тоников и настоек. Там же стояла прозрачная ваза для цветов, заполненная винными пробками.

Дженнифер поставила перед Фостер стакан и, возвратившись к раковине, наполнила чайник. В воздухе пахнуло пропаном. Щелкнула зажигалка, и хозяйка села напротив гостьи.