На ужин у него была запеченная белуга с горошком, фруктовый салат и горячий шоколад. Все это я умял за две минуты. Что ни говори, а кормят тут на убой. Правда, как оказывается, и убить могут каждый день.

А Принц с этой сучкой есть не торопились. Болтали про какой-то вертолет с «рыжухой», про Сибирь, шутили про какого-то гиббона и батона.

– Ну вот, – минут через сорок Принц наконец допил вино и встал из-за стола. – А теперь я хочу вам кое-что показать.

– Подожди, я еще шоколад не допила, – сказала Алла. – И вообще, я устала немного. Может, завтра покажешь?

– Завтра, завтра, не сегодня – так ленивцы говорят. Пошли.

– Ладно, а то ты ведь не отвяжешься. – Она вытерла свои губищи салфеткой и нехотя сползла со своего кресла.

Он повел нас почему-то в подвал. Медленно, как бы прогуливаясь, они шли с Аллой по коридору, а я послушно плелся позади них.

– Вот этот пейзаж я на вернисаже купил. Восемнадцатый век. – Он показывал ей картины, развешанные на стенах. – Это Шагал. Подлинник, между прочим. Это Глазунов. Купил в одном музее по случаю. А вот это, между прочим, Шемякин писал. По моему заказу. Сука такая, полста штук запросил.

– И ты что, заплатил?

– А что делать?

– Да-а. – Она глазела по сторонам. – Красиво жить не запретишь.

– Это еще ерунда. – Он приобнял эту толстуху за талию. – Присказка, так сказать, не сказка. Сказка будет впереди. Следующий поворот направо.

А за следующим поворотом нас уже ждали. Двое охранников вежливо взяли Аллочку за руки и защелкнули ей наручники. Я даже не сразу понял, что происходит. Она, похоже, тоже. Потому что продолжала глупо улыбаться, оглядываясь по сторонам.

– Это что, шутка? – спросила она Принца.

Но он только криво ухмыльнулся. Лицо его сделалось каким-то каменным, непроницаемым. Он посмотрел на меня, подмигнул и сказал:

– Тащите ее, ребята.

И ребята потащили. Свалили на пол – и прямо за волосы.

– Гады! – завизжала она. – Пустите, больно! Принц, я же тебе говорила! А-а, сука!

Он спокойно посмотрел на меня и сказал:

– Вот так. Теперь можешь не бояться. А через забор больше не шастай, лады? Лучше как все нормальные люди – через калитку. Тебе же никто не запрещает.

Когда мы вошли в комнату, баба была уже вся в крови. Висела на руках, прикованная к какой-то трубе под потолком, и тихонько скулила, как собачка.

– Ну вот, Аллочка. – Принц подошел к ней вплотную и пристально посмотрел в глаза, приподняв за подбородок. – Не могу сказать, что это тебе урок, потому что на будущее он тебе не пригодится.

– Я прошу тебя… – простонала она, пуская изо рта кровавые слюни. – Не надо. Я же к тебе приехала, чтобы дело передать…

– Нет, ты не гостьей приехала, – как учитель, перебил ее Эдуард Николаевич. – Ты приехала, как вор, с черного хода…

– Я боялась, что к тебе не пробьюсь!… – выла Алла. – Я застраховаться хотела…

– Ну вот и пробилась, – мягко улыбнулся Принц. И снизу без размаха ударил ее в челюсть. Кровь так и брызнула из ее рта. Принц вытер руку о подол ее платья. – Теперь знаешь, что со мной шутки плохи. Ты думала, я гиббоновское дело тебе оставлю? Думала меня запугать? Думала своими провинциальными штучками на меня наехать? Тебе я «рыжуху» не оставлю. Она мне нужна. И не на баловство. Поняла?

– Поняла. – Она попыталась кивнуть, но только уронила голову на грудь.

– Ну и ладненько, – снова улыбнулся Принц и повернулся к одному из охранников. – Пива принеси, а.

Вот оно! Я же говорил, что стоит только перестать думать о том, что не можешь вспомнить, и оно придет в голову само.

«Пацан, пива принеси, а»… Передо мной стоит рыжебородый хачек и держит в руках винтовку. Только что стрелял. В тире. Тут рядом, следующая дверь. И всего несколько дней назад.

– Я тебе ничего не скажу, – прохрипела Алла. – Хер ты у меня «рыжуху» получишь…

– Поглядим. – Принц обернулся ко мне. – Макс, теперь можешь идти спать.

– А? Да, конечно. – Я очнулся от оцепенения и вышел из комнаты.

«Рыжий и „рыжуха“, – подумал я, поднимаясь по лестнице. – Что за связь?»

И тут до меня донеслись истошные женские вопли…

Ранним утром на окраине села Ени-Чу приземлился небольшой военный вертолет. В этом событии не было ничего необычного: село существовало только благодаря тому, что на вертолетах доставляли продовольствие и все необходимое, и если бы они здесь время от времени не приземлялись, пришлось бы снова, как сто лет назад, осваивать забытые горные тропы, преодолеть которые можно было только верхом на осле или пешком. Впрочем, на этом вертолете не было никаких грузов. Еще не успели остановиться винты, как открылась дверь и выдвинулась складная лесенка. Из вертолета вышло несколько мужчин в военной форме, среди которых выделялся один – в форменной пилотке и в генеральской форме. Остальные явно были охранниками.

Генерал нервничал. Сказав несколько отрывистых фраз своей свите, он быстрым шагом направился в сторону домов. Пятеро бойцов, держащих наготове автоматы, сопровождали его.

Судя по всему, генерал хорошо знал дорогу. Пройдя по главной улице, он свернул и через несколько минут оказался у дома старейшины Ибрагима.

Генералу долго не открывали. Наконец в калитку выглянул заспанный молодой парень и сказал, что Ибрагим еще не проснулся. Генерал произнес несколько гортанных ругательств и, отодвинув парня в сторону, вошел в дом. Охрана последовала за ним.

Через несколько минут после того, как он вошел в гостиную и уселся в мягкое кресло, из боковой двери вышел Ибрагим.

– Салам алейкум, – сухо поздоровался он.

– Алейкум ас-салам, дада, – генерал встал с кресла и протянул руку.

Однако старик руки не пожал, а сел за стол и показал генералу на место напротив.

– Что тебя привело сюда в такую рань? Ворвался в дом, переполошил всех… Ты не у себя в ставке, мог бы и повежливее быть, – сурово произнес Ибрагим.

– Сейчас война, можно церемонии отбросить, – возразил генерал.

– Ты со своими подчиненными можешь не церемониться, а здесь я хозяин. Ладно, говори, чего пришел.

Генерал сделал знак своей охране, и бойцы вышли из комнаты.

– Ибрагим, кто отдал распоряжение захватить ингушский город?

Он испытующе посмотрел на старика. Тот молча перебирал свои четки. Прошло полминуты, прежде чем Ибрагим открыл рот.

– А тебе не кажется, что ты суешь нос не в свое дело?

Генерал переменился в лице. Он сжал кулаки так, что ногти врезались в ладони. Было видно, что он вне себя от гнева.