«Bloody Hell!»[16]– заметил Мак-Интайр, когда вместо лестницы, обозначенной на карте, увидел капитальную стену с декоративной лепкой вдоль потолочного карниза.

«Holy shit!»[17]– прошипел он, когда голографическая дверь ватерклозета, растворившись в воздухе, открыла сделанную на совесть засаду: несколько пулеметных турелей.

Выругаться в третий раз по поводу картографических неточностей ему не удалось.

Платформа подъемника, на которую его нога – нога старшего в обреченном отряде – ступила первой, в мгновение ока затащила его внутрь механической лапой и, захлопнув над его головой металлические лепестки, полетела в тартарары.

За Мак-Интайра выругались коммандос. Стэнли Мэрдок сентиментально швырнул в шахту подъемника газовую гранату и повел уцелевших искать пути, более пригодные для спуска.

Пока подъемник, не сбавляя скорости, летел в бездну подземных этажей ВИН, Мак-Интайр размышлял о том, насколько случайным является его отделение от группы.

Случилось бы то, что случилось с ним, если бы на платформу первым взошел Мэрдок? Или весь этот трюк рассчитан именно на его участие. На его честолюбие. На его лидерство. На его привычку первым бросаться в пекло неизвестности?

Довольно скоро эти вопросы разрешились сами собой, когда подъемник доставил его в изолированную комнату с белыми стенами.

– Мышеловка, – заключил Мак-Интайр.

– Мышеловка! – ликовал Пьеро.

12

Августин не знал наверняка, на каком этаже расположена лаборатория, приютившая его в своих гостеприимных стенах, но догадывался, что на одном из подземных.

«Сейчас посмотрим!» – Августин вышел в коридор.

Ему не хотелось думать о поражении. Он сделал все, чтобы вычеркнуть розовую стену с треугольными воротами из своей памяти. В его памяти сейчас не должно быть места неудачам. Место для неудач – кошмарные сны.

Августин вышел в коридор. На нем была форма охранника ВИН. Противогаз болтался у него на шее. Статин вернулся в дупло зуба.

Он прихватил комати с собой на всякий случай. Может, когда-нибудь шестеренки виртуального мира станут в правильное положение, система сработает, дверь откроется и он доберется до своей цели. Когда-нибудь. Может, через час?

А пока ему нужно спасать свою шкуру. Бежать вон из этого гнусного места, где даже локальная ВР похожа на Утгард, из которого исчезли все интересные кошмары!

Он шел не торопясь. Он охранник, а не беглец. В случае чего – наденет противогаз и его лицо скроется под маской со стеклянными глазницами. Под потолком завывали сирены.

В точности такой же вой он слышал только что в ВР, когда его нога ступила на край ледяного поля.

Где-то совсем близко шел бой. Но ему не было до этого дела. Участие в чужих войнах – занятие бесперспективное.

Августин искал лазейку, через которую можно улизнуть. И он нашел ее.

13

Пьеро склонился над капсулой входа, в которой лежал его босс. Его папаша. Его повелитель. Стальной Венедикт.

Лицо Щюро было белым. Веки едва заметно подрагивали.

До того, как Пьеро пришлось пережить экстренную регенерацию, он умел неплохо анализировать входные данные и знал, что подрагивание век чаще всего сопровождает кошмарные сны разума. Теперь его интеллектуальный индекс ощутимо понизился, но память осталась.

Пьеро не умел беспокоиться. То, что люди ощущают как беспокойство, Пьеро воспринимал в виде системного сообщения «непорядок». Он попробовал связаться с боссом по экстренному каналу виртуальной связи, но тщетно.

Пьеро вызвал операторов, но они лишь развели руками.

«Господин Щюро категорически против вмешательст-ва», – бубнили они. Если бы Пьеро уложил их на месте, его блок симуляции эмоций выдал бы системное сообщение «радость-восторг-наслаждение». Но блоком принятия решений такая реакция на слова операторов предусмотрена не была.

Но что-то не так. Не так…

Пьеро принимал решения так же быстро, как стрелял. Однако ссылка на самого босса, на то, что тот «категорически против вмешательства», заставила Пьеро гонять циклы бессмысленных силлогизмов еще пять минут.

Наконец Пьеро разбил опломбированную крышку альфа-станции ударом стального кулака и выковырял четыре статина из ячеек пульта стабилизации. Эта операция давала такой же эффект, какой давало нажатие тумблера «выход», помещаемого в локальной ВР ВИН на левом запястье аватаров.

Крышка капсулы входа открылась. Вместе с нею открыл глаза и Стальной Венедикт.

Если бы Пьеро мог читать по глазам своего босса, он бы прочел в них строки католического песнопения, посвященного видению Апокалипсиса. «Dies irae, Dies illae[18]…»

Пьеро не умел читать по глазам. Поэтому он сказал:

– Автоматика работает нестабильно. И все-таки Мак-Интайра удалось отрезать от группы!

Но Щюро не слушал его – его больше занимало другое. Родился ли он заново или уже умер? Сквозняк из глубин не имеющей конца ночи шевелил волосы на его голове.

– Доктора. Быстро, – прохрипел Щюро и знаками приказал немедленно очистить помещение.

14

Надпись «Гараж № 2» с вездесущей эмблемой ВИН.

«Предъяви карту доступа», – сказала панель возле двери.

– Хер тебе на рыло, а не карту доступа, – ответил Августин, подкрепив свои слова очередью из «Мистраля».

Двери распахнулись, не выдержав столь дерзкого хамства. Четыре армейских джипа «Хаммер GI» стояли рядком внутри небольшого бокса. Четыре пыльные машины. То, что нужно для беглеца.

«Если они запылились и на их колесах свежая глина, значит, им было где запылиться и запачкаться. Значит, они совсем недавно колесили по заштатным дорогам Подмосковья. Если они ездили, значит, они как-то сюда заехали», – рассуждал новоявленный Холмс, устраиваясь в кабине самой грязной машины.

Ключа зажигания, разумеется, не было. Но заводить машины «на арапа» умеют все, кто в свое время увлекался интерактивными боевиками. Августин в детстве – пока не пускали в мировую ВР – был как раз из таких. Он провозился с проводами каких-то двадцать минут. Поверещав для острастки сигнализацией, джип завелся.

15

Кабинет Воронова был больше похож на банкетный зал средненького ресторана.

Шампанское в поцарапанном ведерке для льда, посредственной изысканности блюда под мельхиоровыми колпаками. Салфетки стопкой. Хлеб, в который воткнут тупой ножик для фруктов. Фрукты – килограмма три. Но главное, что все это ни к селу ни к городу!