Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Водитель вставил в автомобильный магнитофон аудиокассету и нажал кнопку. В салоне заиграла музыка. Звучал вальс. Тот самый роковой вальс, который следователя Добрушина превратил в жестокого, безжалостного убийцу.
— Дайте, пожалуйста, спички! — прозвучал женский голос за его спиной.
Добрушин медленно повернул голову назад. Он знал, что в машине не было никаких женщин. Никого, кроме шофера.
Она держала в руке сигарету. Бледное, мертвенное лицо и скрытые за черными очками глаза. Чудные каштановые волосы, белая блузка и черная широкая юбка.
— Ты же в колодце! — Это все, что он мог сказать.
Водитель чиркнул зажигалкой и поднес огонь к сигарете, наблюдая, как она прикуривает, через зеркало заднего обзора.
У Добрушина пробежал мороз по коже, и он отвернулся.
Все это нервное перенапряжение. Он выдохся. Слишком много событий свалилось на одного человека. Много и сразу. Впервые он почувствовал, как кольнуло сердце, словно кто-то ткнул его иглой.
Он закрыл глаза, помотал головой, стряхивая с волос перхоть на пиджак, и вновь оглянулся. Женщина лежала на сиденье с открытыми глазами, без очков и сигареты. Она напоминала куклу с фарфоровыми глазками. Неподвижные стекляшки ничего не видели.
Добрушин вскрикнул.
— Не пугайтесь! Просто она мертвая. Не обращайте на нее внимания. Мы скоро приедем, но по пути высадим ее на кладбище.
Добрушин схватился за дверную ручку, толкнул плечом дверцу и выскочил из машины на полном ходу, уронив кейс на коврик машины.
Ник-Ник успел прижаться к обочине, и майор полетел в кювет, а не шлепнулся об асфальт. Не останавливаясь, Ник-Ник поехал дальше.
Джип подкатил к перекрестку и свернул к опушке. Возле леса Ник-Ник затормозил.
— Все в порядке, — сказал он оглядываясь.
— Сними мне эти штуки с глаз. У меня уже веки опухли.
Он вышел из машины и пересел на заднее сиденье. Пластиковые глазницы были удалены с роговиц и Катя начала тереть покрасневшие слезящиеся глаза пальцами.
— Боже! Как я боялась! Сидеть рядом с убийцей и ничего не видеть перед собой. Какой ужас.
— Он ничего не мог сделать. Тут главное соблюдать меру. Не перестараться и определить точное время. Лишняя секунда могла привести к непредсказуемым результатам. Но Добрушин сам вышел из игры без нашей помощи.
— Но как угадать это время? А если ошибешься?
— Мы уже неоднократно за ним наблюдали. Я фиксировал каждую секунду. Все сходится. Видишь ли, существует три вида реакции на испуг, на страх, на экстремальную ситуацию. Первый вид — панический, когда человек хватается за голову и начинает метаться из стороны в сторону. Второй вид — паралитический: у человека отнимаются ноги, и он не готов к сопротивлению и обреченно ждет своей участи. Третий вид — мобилизационный. В этом случае человек начинает защищаться, протестовать, идти напролом сломя голову. Здесь проявляется невиданная сила, ловкость и риск.
Добрушин уникален тем, что имеет два вида реакции. Первая — паралитическая. Наступает шок, держится не более четырех минут, а потом Добрушин переходит к самозащите, мобилизуется, и тут он опасен. Нам было важно не выпускать его из шока, поэтому мы увеличивали дозировку, а в результате он ударился в панику, что ранее за ним не наблюдалось.
— Но у него кинжал в рукаве!
— Правую руку и туловище я загородил стальной пластиной и нарукавниками. Со стороны тела сталь обложена резиной, а с наружной стороны электродами. Если бы он схватил меня за руку или ткнул кинжалом, который привязан к его локтю, то получился бы сильный электрический разряд, электрошок. Жаль, что он этого не сделал. Хорошая была бы встряска. Уж тут он не стал бы сомневаться, что имеет дело с сатаной.
Ник-Ник перегнулся через сиденье и поднял с пола кейс. В чемоданчике помимо денег лежал пистолет. Это были те самые деньги, которые Добрушин забрал у Нодия.
— Значит, он остался без оружия. Только кинжал. Боюсь, мы перегнули палку. Вряд ли Калган допустит его на близкое расстояние. Надо бы уравнять их шансы.
Катя положила голову на плечо Ник-Ника и хлюпая прошептала:
— Кажется, я выдохлась. Мне страшно.
Ник-Ник поцеловал ее в макушку, прикрытую шикарной копной волос.
— Держись, боец. Остались последние штрихи. Скоро конец.
Он потерял слишком много сил, чтобы вступать в борьбу. Но у него не оставалось выбора. Тут либо пан, либо пропал.
Добрушин распахнул дверь и вошел в дом. Пусто. На столе стояли пустые бутылки и фужеры. Неужели он ушел? Нет, он не ушел. Калган вышел из-за оконной портьеры с пистолетом в руке. — Где содержимое сейфа, клоун?
— О чем ты говоришь, Роман?
— Ваньку валять решил? Тогда поговорим по-другому. Если сейф опустошил кто-то другой, то ты мне не нужен. Я тебя пристрелю как ненужного свидетеля. Мне терять нечего.
— Ты потеряешь содержимое сейфа. Все лежит на месте. Но ключ ты получишь тогда, когда мы сумеем найти компромисс.
— На что ты претендуешь?
— Наличные мне, остальное тебе. Ради ста сорока тысяч ты не стал бы устраивать весь этот огород.
— Значит, ты мент?
— Я тот человек, который знает больше, чем все менты, вместе взятые. И стрелять ты не станешь, район в кольце. Прежде чем войти в комнату, ты должен думать, как из нее выйдешь. Ловушки и капканы для того и ставят, чтобы в них заходили. На тебя столько мышеловок выставили, что ты того не стоишь.
— Значит, мне придется «спустить» тебя.
— Кроме меня, тебя никто не выведет из кольца. Где баба?
— Напилась и спит наверху. Подумай лучше о себе.
— Думаю. Ты мне отдаешь деньги, а я тебе жизнь. Хочешь рисковать, попробуй пальнуть из пушки. Все потеряешь.
— Ты блефуешь, мент!
И вновь разговор оборвал клаксон машины. Калган приоткрыл занавеску.
— Помощников приволок.
Добрушин подошел ближе и увидел возле калитки майора Сенчина и лейтенанта Данилова.
— А я тебя предупреждал. С ними договорюсь, можешь быть спокоен. Самим бы найти общий язык.
— Иди, мент, но помни, ты у меня на мушке. В случае чего я не промахнусь. Все трое ляжете.
Добрушин почему-то почувствовал в себе уверенность, силы. В нем открывалось второе дыхание, и этому способствовал Калган, его медлительность и неуверенность.
Добрушин распахнул окно и крикнул:
— Иду.
Он вышел к калитке и даже сумел улыбнуться. Майор уперся ладонями в бедра, так, чтобы Калган видел, что он не хитрит и ничего не затевает.
— Извини, Семен Семеныч. Видим, иномарка стоит, и не решились зайти в дом. А то опять акробатике помешали бы.