— Боюсь, я все-таки ошиблась дверью. Та, которая нам нужна, находится дальше. Сразу за ней идет другая комната, доверху заваленная всяким хламом, а потом мы должны попасть в огромную комнату, окна которой выходят на фасад дома, после этого мы выйдем в коридор, где находится комната Пита. А уж потом...

— Не волнуйся, я понял, — сказал он, оборачиваясь ко мне. Когда Дэвид повернулся, он еще раз ударился об эту кровать с бронзовыми шарами, и вновь раздался громкий скрежет. — Нам все равно придется воспользоваться фонариком. Мне, конечно, совсем не хочется оповещать здешних обитателей о нашем приближении, но другого выхода я не вижу, в противном случае нам придется собирать свои кости среди этих проклятых нагромождений, если вообще останется что собирать.

Передвигаться со светом оказалось гораздо проще. Дэвид выключил фонарик только тогда, когда мы с ним достигли той комнаты, окна которой выходят прямо на фасад дома. Здесь уже путь был известен нам обоим, и вполне можно было обойтись без света.

Когда мы с Дэвидом проходили мимо двери, ведущей в детскую, он взял меня за руку и крепко сжал ее. Я догадалась, что он думает о том же, о чем и я. Что бы ни ждало нас впереди, мальчик уже никогда больше не окажется узником этой комнаты.

По лестнице мы медленно спустились на второй этаж к последнему освещенному коридору. Ни один звук не нарушал мертвую тишину. Франческа, скорее всего, легла спать. Дэвид передал мне фонарь. Правую руку он опустил в карман своих джинсов, где позвякивали «средства самообороны». Мы продолжали спускаться по лестнице к заветной двери на улицу. Пройдя один пролет, Дэвид остановился и осторожно перегнулся через перила. Свет канделябров, освещавших открытое пространство перед входными дверями, отражался от зеркально начищенных полов, от полированной мебели, от горящих золотом ручек на дверях, заставляя меня настороженнно озираться.

— Дверь не заперта, Дэвид! Мы можем...

— Ш-ш, — он пальцем дотронулся до моих губ, заставляя меня замолчать.

Теперь я тоже услышала звук приближающегося мотоцикла, треск веток и шуршание гравия.

На сей раз Дэвид, видимо, не нашел подходящей цитаты, чтобы выразить свои чувства.

— Сукин сын! Он возвращается. Я узнаю звук своего мотоцикла где угодно. Интересно знать, какого...

Конечно, Барт вошел через парадные двери. Только просители и слуги пользуются задней лестницей. До меня уже доносились его стремительные шаги по террасе, оглушительно хлопнула тяжелая дубовая дверь. Мы с Дэвидом едва успели отпрянуть в тень, но если бы Барт поднял голову, он наверняка заметил бы нас. Дэвид покрепче перехватил статуэтку. Было видно, как его пальцы побелели от напряжения.

Барт, не оглядываясь по сторонам, пронесся через холл. Он был в ярости. Не закрыв даже за собой дверь, он исчез где-то под лестницей. Потом мы услышали, как оглушительно хлопнула следующая дверь.

— Вот теперь — вперед, — прошептал Дэвид и крепко взял меня за руку.

У нас действительно не было времени. Барт скоро вернется, стоит ему только обнаружить, что дверь забаррикадирована. Он не станет пытаться выбить ее — он слишком умен и слишком хорошо знает дом.

Мне вдруг пришла в голову совершенно дикая мысль — я не хотела покидать этот дом. Терраса перед входом и лестница были открыты, ярко освещены, а до машины идти так долго и трудно по раскисшей после дождя земле, со всех сторон обступает враждебная темнота. Вдруг я увидела мотоцикл Дэвида, брошенный у подножия лестницы.

Вот тут-то мы и допустили роковую ошибку, но побороть искушение было невозможно. Перед нами был транспорт, который доставит нас до моей машины. Нас ждет свобода. Насколько я знала Барта, он наверняка оставил ворота открытыми. Никаких других исправных средств передвижения на вилле не было.

Дэвид быстро поднял свой мотоцикл и схватился за руль. Я прыгнула к нему за спину и крепко обхватила его. Ногой он нажал на педаль, еще горячий двигатель заработал мгновенно. Шум был такой, что его наверняка можно было услышать на целые мили вокруг.

Не успели мы проехать и десятка метров, как машину вдруг резко повело в сторону. Что-то явно было не в порядке. Может быть, Барт испортил мотоцикл, бросив его на ступеньки лестницы, может быть, свое дело сделала сумасшедшая гонка по отвратительной дороге. Дэвид не мог справиться с управлением, он ехал, не разбирая дороги. Нам пришлось резко свернуть в сторону, ветки больно хлестали по головам и плечам. Вдруг впереди показались два близко растущих дерева. Как ни пытались мы сжаться, чтобы проехать между ними, нам не удалось, Дэвид с его длиннющими ногами зацепил коленкой за ствол, мы с ним оба вылетели из мотоцикла и приземлились рядом с этими злополучными деревьями. К тому времени, когда мы, наконец, смогли немного отдышаться, я поняла — уже слишком поздно, чтобы повторить нашу попытку. Сильный луч света ослепил нас, ударив откуда-то из-за кустов; когда Дэвид попытался подняться на ноги, его колено отказалось служить ему, оно распухало прямо на глазах. Повалившись на бок, он прошептал: «Беги!»

Я решила хотя бы попробовать подняться на ноги. Все тело у меня болело и представляло один сплошной синяк, ноги были как ватные. Где-то совсем рядом раздался треск веток под ногами наших преследователей. Им не составит никакого труда догнать меня. До ворот оставалось весьма приличное расстояние. В этот момент над моей головой просвистела пуля. Мне стало уже не до размышлений: я наклонилась и прикрыла голову руками, так как сверху на меня дождем посыпались ветки, листья, острые иголки, пахнущие хвоей, которые впивались мне в лицо и застревали в волосах.

Затем я услышала знакомый голос.

— Ну что ж, вот и поразмялись, — с издевкой сказал Барт. — Надеюсь, вам понравилось ваше маленькое приключение.

Он с силой впился в мою руку и заставил меня опуститься на колени.

В другой руке он сжимал ружье. Рядом с ним стоял Альберто и держал фонарь. Снова послышался холодный и полный бешенства голос Барта.

— Ты, сучка! Я всегда догадывался, что у тебя плебейские вкусы, но не предполагал, что ты можешь опуститься так низко. Ты, наверное, просто мечтала о том, чтобы он тебя трахнул.

Я перевела взгляд на Дэвида, который подслеповато щурился под лучом фонаря. Выглядел он сейчас жалко, если не сказать глупо, трудно представить себе более непривлекательного мужчину.

— Да, ты прав, я мечтала об этом, — ответила я.

Он был так ошеломлен моим признанием, что даже растерялся на какое-то мгновение. Ирония исчезла с его лица. К несчастью, его растерянность продолжалась совсем недолго. Как только Барт пришел в себя, он с силой сжал мою руку, мне пришлось до крови прикусить губу, чтобы сдержать крик.

Потом мы все медленно направились к вилле. Барт крепко держал мою руку, злобно подталкивая меня, как ребенок, разозлившийся на сломанную игрушку. Это было глупо и жестоко. Я думала о Дэвиде, который ковылял за нами следом. Один раз до меня донесся его стон, затем что-то мягко рухнуло на землю, и послышались бессильные ругательства. Барт даже не обернулся, за спиной по-лошадиному ржал Альберто.