На обратном пути у самой Ялты произошло несчастье. Вдруг вокруг нас засвистели, затрещали, защелкали пули и снаряды: на наш катер обрушились два истребителя. Так как они налетели на нас со стороны слепящего солнца, мы не за­метили их, а шум мощных моторов торпедного катера заглу­шил гул их моторов. За несколько секунд из 16 человек, нахо­дившихся на борту, 7 было убито и ранено. Катер загорелся; это было крайне опасно, так как могли взорваться торпеды, расположенные по бортам. Командир катера, молодой лейте­нант итальянского флота, держался прекрасно. Не теряя при­сутствия духа, он принимал меры к спасению катера и людей. Мой адъютант «Пепо» прыгнул в воду, доплыл, несмотря на мины, до берега, задержал там — совершенно голый — гру­зовик, домчался на нем до Ялты, вызвал оттуда хорватскую моторную лодку, которая и отбуксировала нас в порт. Это бы­ла печальная поездка. Был убит итальянский унтер-офицер, ранено три матроса. Погиб также и начальник ялтинского порта, сопровождавший нас, капитан 1 ранга фон Бредов».

Вскоре эти мемуары были переведены и изданы в Совет­ском Союзе закрытым тиражом. Прочитали их и бывшие за­щитники Севастополя. Мысль о том, что их «злой гений» был буквально на волосок от смерти накануне финального штурма и избежал ее, казалась многим невыносимой. Но кто же эти таинственные пилоты, которые совершили атаку и если не убили Манштейна, то были весьма близки к этому? Ведь в оперативных сводках 3-й ОАГ нет и намека на какую-либо ата­ку катеров с воздуха в прилегающих к Севастополю водах.

Первой память начала возвращаться к Герою Советского Союза Михаилу Авдееву. В своих мемуарах, вышедших в 1968 г., он посвятил данному эпизо­ду целую главу под названи­ем «Наш «личный друг» Эрих фон Манштейн». Изложен­ное в ней вкратце сводилось к следующему: однажды ут­ром Авдеев в паре с Данилко получили задачу разведать движение противника по ял­тинскому шоссе. Разведав шоссе, летчики заметили идущий вдоль берега катер. «Он шел с большой скоро­стью, — писал Авдеев. — Насколько я знал, таких су­дов немцы здесь не имели. Значит — штабной!» Затем летчики проштурмовали ка­тер, а при возвращении на аэродром договорились ни­кому об этом не говорить — якобы потому, что выполне­ние разведывательного задания категорически воспрещало им самим вступать в бой с кем-либо. Дальше еще интересней: Данилко рассказал о слу­чившемся Катрову, а тот всем остальным. В это же время яко­бы из радиоперехватов стало известно, что на атакованном катере находился сам Манштейн.

Все в этой истории ложь от начала до конца. Во-первых, советским самолетам-разведчикам не запрещалось, а, наобо­рот, рекомендовалось атаковывать цели, что, как мы писали ра­нее, регулярно делали пилоты разведывательных Пе-2. Во-­вторых, ни до, ни после самолеты 3-й ОАГ не атаковывали ка­теров у берегов Крыма. Нельзя забывать, что немецко-итальян­ский флот в составе нескольких катеров и сверхмалых подвод­ных лодок на Черном море появился только к концу мая 1942 г., в то время как ЧФ обладал десятками кораблей и катеров раз­личного назначения. Увидев катер, летчики скорей всего по­думали бы, что он советский — ведь в конвоях в Севастополь регулярно ходили сторожевые катера, торпедные катера ис­пользовались для несения дозорной службы и спасения эки­пажей сбитых самолетов. В-третьих, советская сторона в тот период не могла расшифровать радиосообщений немцев, кроме того, в документах 3-й ОАГ нет никаких упоминаний о подобном перехвате и атаке на катер с Манштейном на борту.

В-четвертых, ни Манштейн, ни Авдеев не упоминают, в ка­кой именно день произошло это событие. В «Боевой летописи ВМФ 1941—1942 гг.» атака отнесена к 4 июня, в мемуарах К. Д. Денисова — к 5-му. Ответ на все эти вопросы проливает 11-й том официальной истории итальянского флота, вышед­ший в 1972 г. Там достаточно подробно освещаются действия итальянских сил на Черном море в 1942 г., но об этом инци­денте нет ни слова. Только на 42-й странице, где дается таб­лица со всеми выходами катеров, можно узнать, что атакован­ным торпедным катером был «MAS 571» и это событие про­изошло 3 июня. Самое интересное написано в последнем столбце. Оказывается, что атаковавшие истребители… были немецкими! Эта информация ставит все на свои места. Слу­чаи атак своих кораблей своими же самолетами случались не­однократно в годы Второй мировой войны практически во всех флотах мира. Не приходится сомневаться в том, что очень скоро этот эпизод стал достоянием немецкого коман­дования, но Манштейн решил не выносить сор из избы. Вме­сто этого 10 июня Рихтгофен отдал приказ, запрещающий са­молетам VIII авиакорпуса атаки любых подводных лодок и ка­теров в пределах всей акватории Черного моря. На этот раз возмутился командующий немецкими военно-морскими си­лами на Черном море вице-адмирал Вюрмбах (Wurmbach). Он заявил, что ВМС союзников по «оси» не плавают по всему мо­рю, а только в прилегающих к Крыму водах, и что он, наобо­рот, рассчитывает, что VIII авиакорпус примет самое активное участие в борьбе с кораблями, катерами и подводными лод­ками русских. После этого протеста 12 июня Рихтгофен изме­нил свое запрещение, конкретно указав, в каких именно водах плавают немецкие и итальянские катера. Тем не менее этот приказ привел к тому, что советские катера могли плавать к мысу Херсонес до последних дней обороны главной базы, подвергаясь опасности атак с воздуха только непосредствен­но у причалов мыса и у кавказских берегов.

Начало генерального штурма Севастополя со стороны на­поминало огненную феерию.

«На следующее утро, 7 июня, — писал в мемуарах Ман­штейн, — когда заря начала окрашивать небо в золотистые тона и долины стали освобождаться от ночных теней, кулак нашей артиллерии всей своей силой ударил по противнику, возвещая начало наступления пехоты, целые эскадры само­летов обрушились на указанные им цели. Перед нами откры­лось незабываемое зрелище. Это был единственный в своем роде случай в современной войне, когда командующий арми­ей видел перед собой все поле сражения. На северо-западе взору открывалась лесистая местность, скрывавшая от нас тяжелые бои на левом фланге 54 ак, и дальше высоты южнее долины Бельбека, за которые велись такие упорные бои. На западе виднелись Гайтанские высоты, за которыми вдалеке сверкала водная поверхность бухты Северной у ее соедине­ния с Черным морем. В хорошую погоду была видна даже оконечность полуострова Херсонес, на котором мы впослед­ствии обнаружили остатки эллинской культуры. На юго-запа­де угрожающе поднимались высоты Сапун-горы и возвыша­лись скалы прибрежных гор. На всем широком кольце крепо­стного фронта ночью видны были вспышки орудий, а днем облака из пыли и обломков скал, поднимаемые разрывами снарядов и бомб нашей авиации. Поистине фантастическое обрамление грандиозного спектакля!»

«Спектакль» продолжался с 05.00 до 05.30, а затем в на­ступление пошла пехота. При этом немецкие орудия и само­леты не прекратили наносить удары по оборонительным пози­циям СОРа, а лишь перенесли его в глубину. Из немецких мате­риалов следует, что из-за боязни попасть под мощный огонь своих же орудий пехота действовала весьма осторожно и не на всех направлениях смогла осуществить атаку в назначен­ное время. Когда же огонь был перенесен, выяснилось, что ук­репления первой линии и артиллерия в тылу остались практи­чески неподавленными. Своим огнем они прижали немцев к земле и нанесли им серьезные потери. Вот взгляд с другой сто­роны, командира 8-й бригады морской пехоты Е. И. Жидилова: