— Иди быстрее. Сам хан желает тебя видеть. Но Сабанак и без него догадался, что требуют его, и поднялся на вершину, подошел к группе людей. Едигир внимательно оглядел его с ног до головы и, чуть помолчав, обратился к Иркебаю.

— Говоришь, что племянник самого башлыка?

— Так он сказал.

— Как доказать можешь? — последовал вопрос уже к пленнику.

— Да никак… — пожал он плечами. — Хочешь, так у него самого спроси.

— В уме тебе не откажешь. А сколько человек осталось у твоего хана?

— Не знаю… не считал…

— Так, так… — Нехорошая усмешка скользнула по губам Едигира. — Значит, считать тебя не научили, а пора бы. Надолго в наши края пришли?

— Как поживется, — столь же неопределенно ответил Сабанак.

— А я вот думаю, что тебе жить осталось совсем недолго. Вздернуть его на первой осине прямо сейчас, — обратился он к охране.

Два здоровенных мужика кинулись к юноше и потащили с холма к лесной опушке, зловеще улыбаясь друг другу.

"Так что же это?! Неужели конец? — пронеслось в голове у него. И хотя с того самого момента, как он оказался в плену, нехорошие мысли о смерти не покидали Сабанака, но надежда, пусть и слабая, теплилась и жила. Надо что-то делать! Бежать? Но как? Перейти на службу к сибирцам? Но мне и этого не предложили…"

Его уже дотащили до ближайших деревьев, и один из палачей полез на дерево с волосяной веревкой в руке. Тонкие заледеневшие ветки обламывались, и тот никак не мог забраться на дерево. Тогда он попробовал перебросить веревку через ближайший сук, но и это у него не получилось. Второй бросился помогать ему, и Сабанак, оставшийся на время один, повел глазами вокруг себя, надеясь, что можно попробовать удрать в лес.

И тут его взгляд скользнул по вершине холма, откуда Едигир наблюдал за казнью. Неожиданно он увидел, что рядом с ханом стоит девушка или женщина, издали не видно было ее лица, и взволнованно жестикулирует руками, что-то объясняя тому.

Наконец веревку зацепили за толстенный сук и набросили петлю на шею Сабанака. Он поднял глаза вверх, к затянутому тяжелыми снеговыми облаками небу, набрал в грудь побольше воздуха и закрыл глаза…

— Ну что? Тянем? — услышал он голос одного из палачей.

— Давай… — отозвался другой.

И тут с холма раздался чей-то крик:

— Подождите! Привести его сюда!

Сабанак решил, что это ему показалось, но с него торопливо сняли веревку, правда, оставив ее перекинутой через сук, и повели обратно. Сабанак шел, не чувствуя ватных ног, словно в сапоги насыпали песку или наложили камней. Все плыло перед глазами, и он едва взобрался на холм, как силы оставили его, и уже сквозь пелену беспамятства смутно разобрал слова хана:

— Пусть поживет пока…

В себя он пришел уже в темноте и, пошевелив руками, разобрал, что лежит на шкуре и рядом с ним кто-то посапывает во сне. Он встал, перешагнул через спящего и побрел к просвету двери из землянки.

Лагерь сибирцев освещался несколькими горящими в разных местах кострами, возле которых кучкой сидели воины. Возле них лежали большие лохматые собаки, и едва Сабанак вышел из землянки, как они залились дружным лаем. Воины вскочили с мест, закрутили головами, но, увидев юношу, успокоились и опустились обратно на толстые стволы деревьев. То ли они приняли его за своего, то ли решили, что бежать он не сможет, но это как-то удручающе подействовало на Сабанака, и он продолжал стоять, не двигаясь с места. Мелкий снежок сыпался с низкого сибирскою неба, и неожиданно он подумал, что не стань сегодня его, умри он, и… ничего бы не изменилось так же шел бы снег, сидели бы у костра люди, тявкали собаки.

"А может, и зря меня не казнили? Может, и кончились бы разом все мучения и сомнения, а Аллах принял бы мою душу, и была бы она сейчас на пути в мир блаженства и радости. Кому нужна эта моя жизнь? Зачем все сражения, бои, походы, когда ничего нельзя изменить на земле, сделать иначе, повернуть в другое русло. Кому нужно все это? Кому?!"

И неожиданно со стороны болота глухо и злобно завыл волк, словно и ему неуютно было на этой земле, и он тоже мучился безысходностью и неопределенностью своей жизни. А может, он просто давал знать, что он хозяин этого леса и никому не позволит охотиться в его владениях.

Но Сабанаку, когда он услышал вой бесприютного зверя, почему-то стало легче на душе, и ушли нехорошие мысли, захотелось жить, дышать морозным свежим воздухом и… захотелось есть. Чуть поколебавшись, он направился к костру, к людям, сидевшим там, надеясь, что они не прогонят его от огня, ведь он такой же человек, как и они…

Один из охранников молча подвинулся, уступая ему место на бревне, и лишь посмотрел на юношу с совершенно седой, как и снег, головой.

После того как Едигир и Зайла повстречались со старым Назисом, а потом с местными рыбаками, отцом и сыном, прошло не столь много времени. Новая луна еще не успела народиться, а уже были посланы гонцы во все окрестные улусы к уцелевшим после боя бекам и мурзам, чтоб они готовили ополчение. Даже самые робкие и нерешительные поняли, что от хана Кучума добра ждать не придется. Он непрерывно слал конников во все сибирские владения и требовал дань. Кто не заплатил в первый раз, к тому приезжали во второй и брали в заложники сыновей, юных дочерей, а то и жену. Многие успели скрыться в лесах или непроходимых болотах, но не отсиживаться же им там до самой смерти. Некоторые попытались откочевать на другие земли, по берегу Иртыша в степи, но та земля была давно занята иными народами, которые тоже умели держать в руках оружие. Поэтому призыв Едигира объединиться и собрать ополчение почти все встретили с радостью.

Правда, около двух десятков беков, что недолюбливали род Тайбуги, поклялись в верности Кучуму и стали преданными его слугами. Но едва ли можно было найти среди них настоящих воинов, решительных и отважных. Ради личной выгоды готовы они были и отца родного в кабалу отдать.

Едигир вернулся с полпути обратно на речку Шайтанку, хотя Зайла-Сузге и настаивала, чтоб он отпустил ее одну на поиски Сейдяка. Но через несколько дней начали прибывать отряды из соседних улусов, и все они в один голос заявляли, что сын хана находится в безопасности и опасаться за его жизнь нет никаких оснований. А появившийся Иркебай рассказал в подробностях о приходе в их с братом городок мамки Анибы с Сейдяком на руках. И у Зайлы-Сузге отлегло немного от сердца, даже улыбка появилась на прежде постоянно озабоченном лице. К тому же Едигир под большим секретом сообщил ей, что вскоре они выйдут в поход и освободят Кашлык, а тогда уж и сына своего разыщут обязательно. И она считала каждый день, ожидая, когда же соберутся все отряды, чтоб выступить в поход.

Это она отговорила Едигира от казни молодого Сабанака, заявив что если он останется жив, то и с сыном их ничего не случится. И сибирский хан, поклявшийся отомстить за смерть своего брата, смягчился и велел отпустить юношу. Правда, затем его приковали цепью к огромному бревну, которое он должен был всюду таскать за собой. Но жизнь есть жизнь, пусть даже и на цепи.