и варвары с покорностью все выполнили. (15) Затем послы и царьки были приглашены на богатый и торжественный пир. 100 позолоченных лож было поставлено на небольшом расстоянии друг от друга, ложа были покрыты коврами, сиявшими золотом и пурпуром; все, что было порочного у персов из-за их исконной роскоши, а у македонцев — из-за чужеземной новизны, в изобилии проявилось на этом пиру.

(16) Принимал участие в пире афинянин Диоксипп, знаменитый кулачный боец, близкий и любезный царю за свою силу и искусство. Злобные завистники говорили полушутя-полусерьезно, что за войском следует бесполезное животное в военном плаще: когда они вступают в бой, оно умащается и готовит свое брюхо для пира. (17) Именно в этом и стал упрекать его на пиру охмелевший македонец Горрат[403] и требовать, если он настоящий мужчина, чтобы он сразился с ним на другой день на мечах: ведь царь признает за Горратом безрассудство или за Диоксиппом — трусость. (18) Диоксипп, усмехнувшись над его воинственной горячностью, принял его предложение. На следующий день они потребовали более серьезной формы состязания, и, так как царь не мог их отговорить, он дал согласие на их условия. (19) Собралось множество воинов, среди которых были и греки, сочувствовавшие Диоксиппу. Македонец надел полное вооружение: в левую руку он взял медный щит и копье, называемое «сарисса», в правую — дротик и опоясался мечом, точно собирался сражаться с несколькими сразу. (20) Диоксипп блестел от масла и был украшен венком, в левой руке держал багряный плащ, в правой — большую узловатую дубину. Это обстоятельство вызвало у всех захватывающий интерес, так как выступать голому против вооруженного казалось даже не безрассудством, а полным безумием.

(21) Итак, македонец, уверенный, что можно быть убитым и издали, метнул в противника дротиком. Диоксипп легким движением увернулся от него, но пока враг перекладывал копье из левой руки в правую, он подскочил и ударом дубины переломил копье пополам. (22) Потеряв оба метательных оружия, македонец стал отстегивать меч. Пока он был занят этим, Диоксипп подбил ему ноги и, свалив на землю, вырвал у него меч, поставил ногу на шею лежащего, замахнулся дубиной и разможжил бы ему голову, если бы не был остановлен царем. (23) Исход этого зрелища был печален не только для македонцев, но и для Александра, поскольку при этом присутствовали варвары; он опасался, что прославленное мужество македонцев может быть в их глазах развенчано. (24) Поэтому он стал прислушиваться к наветам недоброжелателей. А через несколько дней во время пира была похищена золотая чаша, и слуги обратились к царю, как будто они потеряли то, что сами же и унесли. (25) Но зачастую вынести позор труднее, чем вину. Так и Диоксипп не мог выносить косых взглядов, как бы клеймящих его как вора. Удалившись с пира, он написал письмо, адресовал его царю и закололся мечом. (26) Царь тяжело перенес его смерть, полагая, что она явилась выражением не раскаяния, а озлобления, в то время как его ложное обвинение вызвало чрезмерную радость недоброжелателей.

Глава 8

(1) Отпущенные домой индийские послы через несколько дней вернулись с подарками. (2) Они доставили 300 коней, 1030 колесниц, запряженных четверками, много полотняных одежд, тысячу индийских щитов, 100 талантов белого железа[404] и еще львов редкой величины и тигров, все ручных, кожи гигантских ящериц[405] и панцири черепах. (3) Затем царь приказывает Кратеру вести сухопутное войско на близком расстоянии от реки, по которой сам задумал спуститься; он посадил своих обычных спутников на корабли и повез вниз по реке в пределы маллов[406]. (4) Оттуда он приходит к сильному индийскому племени сабаркам[407], которое управлялось властью народа, а не царей. Они выставили 60 тысяч пехоты и 6 тысяч конницы, за этими силами ехало 500 колесниц. Были избраны 3 вождя, выдающиеся воинской доблестью. (5) Когда живущие поблизости от реки (у них было много селений, преимущественно по берегам рек) увидели, что вся река, насколько хватало зрения, полна кораблей и что сверкает многотысячное оружие, испугавшись необычного зрелища, подумали, что это наступают полчища богов во главе со вторым Отцом Либером, имя которого широко известно у этого племени. (6) К тому же слух оробевших варваров был поражен криками воинов, стуком весел, разноязычными возгласами подбодрявших друг друга матросов. (7) Итак, все сбегаются к своим воинам и кричат, что это безумие — вступать в битву с богами, что нельзя, мол, и сосчитать корабли, везущие непобедимых героев. Эти крики навели такой страх на их войско, что они отправляют к царю послов с выражением покорности всего племени.

(8) Приняв их сдачу на милость, царь на четвертый день прибывает к другим племенам. И у этих оказалось не больше мужества, чем у других. Итак, заложив там город, который он приказал назвать Александрией[408], царь вступил в земли так называемых мусиканов[409]. (9) Здесь он учинил допрос им же назначенному сатрапу Териольту[410], ибо, на него жаловались сами парапамисады; уличив его во многих проявлениях алчности и высокомерия, он приказал его казнить. (10) Правитель бактрийцев Оксиарт[411] не только был оправдан, но в знак любви пределы власти его были расширены. Подчинив себе мусиканов, царь поместил в их городе гарнизон для охраны. (11) Оттуда пришли к престам, тоже индийскому племени. Царем их был Портикан[412]; он заперся с большим отрядом своих людей в укрепленном городе. Его Александр завоевал на третий день осады. (12) Портикан, укрывшийся в крепости, направил к Александру послов, чтобы сговориться об условиях сдачи; но не успели они прийти к царю, как с грохотом рухнули две башни. Через их развалины македонцы ворвались в крепость; при ее взятии Портикан, отбиваясь с немногими защитниками, был убит.

(13) Итак, разрушив крепость и продав в рабство всех пленных, царь вступил в пределы царя Самба[413]; приняв там сдачу многих городов на милость, сильнейший город[414] этой страны он взял при помощи подкопа. (14) Варвары, неопытные в этом деле, приняли врагов за чудовищ, так как они почти в центре города выходили вооруженными из-под земли, хотя прежде не было никаких следов ее рытья. (15) В этой области, по свидетельству Клитарха, было перебито до 80 тысяч индов; много пленных было продано в рабство. (16) Мусиканы снова отпали, для их усмирения был послан Пифон[415]; он захватил вождя племени — он же был и главарь восстания —