Операция захвата была разыграна как по нотам.

Когда в дверь позвонили, Юлия Борисовна пошла отпирать одна. Она впустила парня в прихожую и сказала, что продано пять картин, однако у нее нет надежды продать еще.

– Лучше заберите их, – сказала она, проводя гостя в комнату, где по-прежнему стояли корзухинские полотна. Тот вошел, осмотрел их и спросил, сколько удалось выручить за проданные картины. Юлия Борисовна назвала сумму – пятьсот долларов. Судя по его виду, парень остался вполне доволен.

– Я сейчас принесу вам деньги, а вы, пожалуйста, упакуйте картины. Я больна и не могу этим заниматься.

Тот не возражал. Женщина вышла из комнаты, а через минуту гость уже лежал на полу. Он глухо ругался, но сопротивления не оказывал. При нем были складной нож с лезвием чуть больше пяти сантиметров и газовый баллончик – немецкого производства, с шестипроцентной перцовой добавкой.

Через полчаса незадачливый продавец был увезен вместе с картинами Корзухина в милицию. С Юлии Борисовны была взята подписка о невыезде до окончания следствия. И судя по лицу женщины, она была счастлива, что отделалась так легко.

При задержанном из документов был только военный билет на имя Матвеева Петра Сергеевича. Тот злобно объяснил, что как раз ехал в военкомат, становиться на учет. Недавно обменял квартиру, до сих пор не переоформил всех документов. А паспорт у него на прописке. Направили запрос в военкомат и паспортный стол. Парень наблюдал за этим спокойно. Казалось, за свои документы он не волновался.

И в самом деле, их подлинность была установлена в течение полутора часов.

– Ну, я могу идти? – поинтересовался Матвеев, когда проверка была закончена.

– Можете, но не сегодня. Давайте поговорим, – сказал следователь.

Он хмыкнул:

– Раз вы так просите… Кстати, на каком основании меня задержали? Что вы тут говорите, будто меня взяли с поличным? С каким поличным? Я ни к чему не прикасался.

– Зачем же вы пришли к Скуришиной?

– К кому? – нагло переспросил парень, разваливаясь на неудобном стуле. – К этой старой грымзе? Так просто зашел, хотел купить у нее картину, невесте в подарок.

– Жениться собираетесь?

– Ага, скоро, – кивнул он. – Кстати, если желаете, наведите справки в ЗАГСе. Там лежит наше заявление, регистрация назначена через десять дней.

Сигареты у него не взяли, и он закурил, не спрашивая разрешения. Следователь не стал этого запрещать. Он рассматривал парня и прикидывал, когда именно стоит провести очную ставку и каким образом. Этого парня или его фотографии должны были увидеть жильцы дома, где жила семья Корзухиных.

В том случае, если кто-то его узнает и назовет хотя бы приблизительную дату, когда видел Матвеева…

Из всех вещей, изъятых у парня, внимание следователя привлек газовый баллончик. Он стоял у него на столе – маленький, яркой веселой окраски. И следователь замечал, что парня этот баллончик злит. Во всяком случае, он косился на него с неудовольствием.

– Живопись любите, значит? – приветливо спросил следователь. – Интересуетесь искусством? И что же хотели купить?

– А так, что-нибудь типа натюрморта, – так же дружелюбно ответил парень. – Чтобы Танька на кухне повесила. У меня теперь большая кухня, там целую выставку можно развесить.

– Так зачем же вы продавали картины? – воскликнул следователь. – Повесили бы на кухне!

И портреты, и пейзажи, и натюрморты – что хотите!

Парень наморщил лоб и посмотрел на следователя с тупым поддельным удивлением:

– Какие картины?

– Картины Ивана Андреевича Корзухина.

– Первый раз про него слышу.

– Да? – удивился следователь. – А ведь этот художник в последнее время поднялся в цене. Только и разговоров что о Корзухине. Вы же ценитель живописи, нужно знать имена модных художников.

Он непроизвольно играл баллончиком, делая вид, что хочет нажать на пульверизатор. Парень инстинктивно отшатнулся, и следователь поднял на него глаза:

– В чем дело? Испугались? Кстати, зачем вам эта игрушка? Это же дамское средство защиты от насильников.

– А, так… – процедил парень.

– Тоже подарок невесте?

Тот промолчал, и глаза у него приняли наигранное тупое выражение. Он больше не смотрел ни на баллончик, ни на картины, которыми был уставлен тесный кабинет. Их еще не унесли – следователь попросил оставить их на время допроса.

– Газ с перцовой вытяжкой. – Следователь внимательно осматривал баллончик. – Немецкий. Где покупали?

– В магазине.

– В каком?

– Да на Варварке где-то, адреса не помню.

– Хорошо, найдем.

– А что, это преступление? – взъерепенился парень. – Уже и баллончик купить нельзя? Вон у нас по улицам с автоматами ездят, а меня за баллончик цапнули!

– Да не в баллончике дело, – миролюбиво успокоил его следователь. – Хотя вещь убойная. Вы знали, что покупали, – такой даже наркомана с ног свалит. А дело, понимаете, в том, что этот баллончик мне уже попадался. Точнее, следы от него.

– Какие еще следы? – проворчал парень.

– Вам бы повнимательнее расспросить в магазине, что именно покупаете, – отрезал следователь. – Этот аэрозоль имеет в своем составе специальную краску. Ее можно разглядеть в инфракрасных лучах, и держится она трое суток после напыления. Краска-свидетель. Слышали о таких? Дамы очень любят такие тонкости. Скажем, обезвредили грабителя или маньяка, а пока бегали вызывать милицию, он пришел в себя и сбежал. Но краска-то держится. Поймают его, просветят, и привет. Не слышали? Нет?

Странно.

Парень легонько присвистнул:

– Ну и дела… Честное слово, не знал. И что вы хотите сказать? Такой баллончик один на всю Москву? Какое мне дело, где вы эту краску видели? Я им вообще не пользовался.

– Это экспертиза установит. – Следователь упаковал баллончик в пакет и уложил его в ящик стола. – А дело в том, что эта краска была на трупах Екатерины Корзухиной, ее сына Артема Корзухина, а также их родственницы, Нины Дмитриевны Поповой. Прежде чем их убить, всех троих оглушили газом. Убивали уже в бессознательном состоянии.

Парень молчал, и глаза у него бегали, не останавливаясь ни на одном предмете.

– Прямо сказки какие-то? – рассуждал следователь, рассматривая картины. – Обокрали Попову, оглушили ее газом, пометили попутно этой краской… Все картины – вот эти самые – утащили.

Сдали их на реализацию бедной искусствоведше, а та ни сном ни духом, что они краденые… Столько шуму, а чего ради? Понимаю, если бы машину угнали или сейф с бриллиантами вскрыли. Да просто на деньги позарились – мало ли их в Москве водится? Но чтобы картины утащить, да еще не Бог весть какие… Нет, это надо быть таким ценителем искусства!