Мариата в ужасе отшатнулась.

— Никогда! Как ты можешь говорить такое?

— Айша не оставит тебя в покое, не позволит жить под этой крышей вместе с незаконным ребенком.

— Но у меня будет законный ребенок!

— Пусть так, но тем не менее. У тебя нет мужа, который назвал бы ребенка своим и стал бы тебя защищать. Этот дом мне не принадлежит, я не могу здесь командовать. У нас с отцом Айши общее дело, и мне нужно думать не только о тебе, но и о твоих братьях. В этих обстоятельствах тебе лучше всего было бы взять себе мужа. Он поднял бы тебя в глазах общества.

— Мне все равно, что думают обо мне эти люди. Я презираю их всех! Ты в самом деле надеешься, что я возьму себе в мужья кого-то из этих гололицых, которых нельзя уважать? У них нет никаких традиций, они не знают асшака, нашего кодекса чести!

— Помолчи. У этих людей, может быть, другие обычаи, не такие, к которым ты привыкла, это верно, но когда-то очень давно мы были единым народом. Наша Тин-Хинан во времена римлян вышла как раз из этих мест. Твоя родословная идет от нее. Можно сказать, это родина твоих предков.

Мариата недоверчиво посмотрела на него.

— Так Тин-Хинан родом отсюда? Неудивительно, что она сбежала. Я хоть тысячу миль прошла бы по пустыне, только быть подальше от Имтегрена!

— Послушай, Мариата, нет никакого бесчестья в том, чтобы выйти замуж за мужчину из Имтегрена, — глубоко вздохнув, произнес отец.

— Ничто не заставит меня выдавать моего ребенка за сына другого мужчины. Лучше я стану жить на улице.

— Смотри, поосторожней с такими пожеланиями, дочка. — Отец сделал жест, отгоняющий дурной глаз.

Усман помирился с женой. Спящий дом по ночам опять оглашался их криками и стонами. Между ними был достигнут компромисс. Айша объявила о том, что ее падчерица выставляет свою кандидатуру на ярмарке невест. Мариата должна была выбрать мужа из числа претендентов на ее руку, но ей позволено оставить за собой последнее слово, чтобы соблюсти традиции туарегов.

— Осталось совсем мало времени, — угрюмо жаловалась Айша Хафиде. — Уже и так все заметно. Как же мужчина примет ребенка за своего, если тот родится сразу после свадьбы?

— Лучше всего выбрать человека, который не умеет считать. — Вот и все, что смогла посоветовать Хафида.

Неизвестно, по какой причине, но неженатых мужчин в Имтегрене было гораздо больше, чем незамужних женщин. Никто не знал в точности, почему здесь так мало девушек брачного возраста, но так уж случилось, ничего не поделаешь. Вдобавок по городу распространился слух, что, несмотря на репутацию смутьянки, Мариата была хороша собой, и всякий мужчина не прочь был взять себе в жены юную и горячую туарегскую красавицу. Они давно слышали, что молоденькие кочевницы — дикарки не только потому, что живут в шатрах. Они не столь застенчивы и холодны, как местные девушки. Репутация Мариаты — само собой, она успела заработать ее сценами, устроенными в хаммаме, — подтверждала это. Поэтому все женихи наперебой стали умолять своих мамаш и тетушек засылать к ней сватов. К собственному ужасу, Мариата обнаружила, что пользуется спросом. Ее нарядили в одно из платьев Айши, пусть и не самое лучшее, но пастельных тонов, весьма удачно оттеняющих цвет кожи, и надели платок, под которым спрятали косички, заплетенные так, что видно было, из какого она племени. Молодая женщина стояла в комнате Хафиды и смотрела на себя в зеркало. С подведенными сурьмой глазами и румянами, которые сестра мачехи наложила ей на бледные щеки, она напоминала себе самой безобразную пластмассовую куклу, виденную на базаре. Не человек, а глупый манекен. Душа ее восставала против такого с ней обращения, но Мариата старалась не показывать свое возмущение.

— Они сейчас видят не тебя, а всего лишь маску, — подбадривала она себя, глядя на свое отражение.

Мариата нисколько не сомневалась в том, что скоро избавится от всех искателей ее руки и их похожих на ворон мамаш. Если она станет подыгрывать Айше в этой нелепой интриге, то ее ребенок будет в безопасности.

Ее братья считали унизительной и оскорбительной всю эту затею с замужеством, когда их сестру выставляли напоказ, словно готовили к продаже. Мариата очень надеялась, что Азаз и Байе переубедят отца. Но очень скоро им пришлось столкнуться с тем, что Айша имела большее влияние на Усмана, чем его собственные дети.

Прошло немного времени, и в дом потянулись с визитами мамаши, тетушки и прочие родственницы холостых молодых людей, живущих в городе. Обычно они проводили в гостиной с Айшой и ее матерью около часа, попивали чай из мяты и расхваливали добродетели своих сынков или племянничков. Уж такой он красивый из себя, трудолюбивый, старший в семье, а детей-то десятеро, восьмеро или семеро. Человек хороший, добрый и набожный, детишек очень любит, такой умелый, мастер на все руки, за хорошую невесту готов принести калым в три тысячи дирхемов, а также несколько коз. Потом перед ними должна была предстать Мариата в чуждом для нее наряде, присесть в окружении членов ненавистного ей семейства, кивать, улыбаться, подавляя бурю в душе, смиренно слушать, как эти женщины задают Айше глупые вопросы о том, что может делать невеста. Умеет ли Мариата хорошо выпекать хлеб и содержать в чистоте дом? Встает ли она до петухов или нет? Трудолюбива ли? Готовит ли козий сыр, чешет ли шерсть? Вышивает ли, шьет ли? Готовит ли вкусный кускус и знает ли секрет приготовления хариссы?[69]Может ли цитировать Коран, соблюдает ли Рамадан и часы молитвы как истинная мусульманка? Понизив голос, словно у нее нет ушей, они спрашивали, девственница ли она, сохранила ли нетронутой девичью честь? Отвечая на все эти вопросы, Айша глядела им прямо в глаза и повторяла «да», «да», «да». Мариата краснела до корней волос, мечтая сбросить чужое платье и угостить всех хорошей палкой, пугая до смерти воинственным кличем туарегов. Но ради ребенка она терпела стыд и подавляла ярость. Что ж, пускай приходят женихи, а там посмотрим.

Через несколько дней явился первый жених по имени Хасан Буфусс, в своем лучшем халате, белом как снег, и в тюбетейке, которые надевал только в мечеть, в компании двух бабушек, отца и трех сестричек. Хасан робко вошел в гостиную, блуждая большими печальными глазами по гладко оштукатуренным стенам, оглядывая полку с тарелками и украшениями, разноцветный ковер и резные окна. Его глаза то и дело возвращались к открытой двери, словно в любой момент он мог вскочить и сбежать.

Айша вошла первой и ввела за собой Мариату. Платок на голове туарегской красавицы сидел криво, щеки ее пылали, словно перед тем, как войти, они с Айшой подрались.

— Кто эти люди? — спросила Мариата, сложив на груди руки и презрительно оглядывая пришедших. — Я не собираюсь перед ними выплясывать, пока они будут таращить на меня глаза.

Пожилые женщины обменялись испуганными взглядами.