ты нашла человека, который будет заботиться о тебе, а не поддерживать глупые выходки… Но не об этом речь! Это уже не важно. С одним разобрались, тебя тоже приструним!

— Что ты имеешь в виду? Только не говори, что…

— Уволен.

Теперь настоящее удивление: молчание, пристальный неподвижный взгляд, верхнее веко приподнято менее, чем на 1 см, подергивается. Конечно, об этом герой-любовник постыдился рассказать. А я мечтал сделать это очень давно.

Дефекты зрения появились на 2 секунды, исчезли. Как помехи сломанного телевизора. Плоские и объемные одновременно — словно не в глазу, а в пространстве комнаты. Наверное, давление сильно поднялось из-за череды эмоций.

Пятна и полосы исчезли, когда Алисия заговорила:

— Как непрофессионально! Собственная неприязнь не имеет отношения к работе. Интересно, что Роуч на это скажет?

— Ваша утренняя выходка не обрадует его. Я мог выгнать его, минимум, 3 раза. Наконец-то можно поставить точку в этом вопросе. Надеюсь, в ваших отношениях — тоже.

— Ошибка в расчетах, мистер Детектив! Если вы думаете, что увольнение разрушит наши отношения, спешу огорчить вас. Лави — это лучшее, что было в моей жизни. И только мысль о нем спасает меня сейчас. В то время как вы, мистер Детектив, делаете только хуже. Иронично, не правда ли?

Неожиданный хороший настрой. Не верит моей решительности или придумала план?

Алисия подошла ко мне и остановилась в ожидании, коснулась моего плеча, попробовала сдвинуть.

— Можно пройти?

— Куда?

— На кухню. Или скажешь, что я наказана и ужин мне не полагается? Я с утра не ела, хочу сказать.

— Я приготовлю и принесу сюда.

— Еду в комнату… Хорошо, раковину и унитаз мне тоже подождать здесь?

— Я подумаю.

— Что, ты серьезно? Папа, отойди!

Попытка протиснуться в узкую щель. Я обхватил ее плечи руками, развернул и повел к кровати.

— Никуда не выходить из комнаты! Только в туалет — под присмотром! Я буду рядом, ночью тоже. Под моим пристальным наблюдением, во-первых, у него не будет шанса забрать тебя, во-вторых, ты сама не сбежишь.

— Какой побег, о чем ты говоришь? Сейчас вечер, я уставшая, в домашней одежде. Мэд Кэптив свел тебя с ума! Ты говоришь бред, полный бред!

Резкий поворот, рывок в сторону дверного проема. Успел схватить за запястье. Она вырывалась, как дикий зверь из клетки, извивалась, выкручивая кисть, затем пальцы. Стоны, шипение от боли… Помехи мелькали в такт с разной периодичностью.

— Пусти меня! Я и правда лучше к Лави уйду, чем буду терпеть твое безумие.

Ладонь вспотела, и это позволило ей вырваться. Догнал перед лестницей, пришлось толкнуть, навалиться, завести руки за спину. Плечевые и локтевые суставы страшно щелкнули, я видел лицо, искаженное болью. Нужно было приподнять, поставить на ноги. Для этого пришлось потянуть, в том же положении рук. Я пытался поддерживать за плечи, я не мог по-другому!

Краткий высокий звук — больнее выстрела в сердце. Я зажмурился.

— Ненавижу! Ненавижу тебя…

Я тоже. Она била меня ногами в голени, давила ступни, пыталась укусить, оскорбляла — малая месть за боль. Но я был готов на все, чтобы сохранить ей жизнь. Ничего больше не имело значения.

Дверной проем — она переступила его, и я ослабил хватку, легко толкнул. Ожидал, что повернется и накинется — движениями и словами. Ни звука, ни движения. Просто застыла на месте, спиной ко мне. Руки повисли по бокам туловища, будто сломанные… Может!.. Медленно начали подниматься вверх, к лицу. Там остановились. Ровная осанка искривилась, выдалась вперед. Дрожь в слабеющих ногах — и падение. Я будто сам почувствовал боль в коленях.

Алисия не плакала с шестилетнего возраста. При мне, по крайней мере. Возможно, хотела казаться сильнее, взрослее, а может, и правда стоически терпела все: ушибы, раны, падения, уколы, ссоры с друзьями и со мной. Не только физическое, но и эмоциональное. Поэтому страшно было видеть содрогания всего тела, слышать отчаянный крик, сильные всхлипы. Я уже не обращал внимания на помехи — чем бы они ни были вызваны. Теперь они сливались, были частью окружения. Только бы не увидеть лицо, я не вынесу этого!

Захлопнул дверь, и все отдалилось. Даже режущие душу звуки прекратились мгновенно. Ладонь дрожала, сжимая дверную ручку. Нужно войти, узнать, почему перестала плакать? Нет, за 6–7 минут ничего не случится… И я отдышусь после этого.

Я закрыл комнату на ключ, приказал Первому смотреть на окно Алисии, во всех смыслах не моргать. Звонок ее телефона — последнее, что я услышал. Пятый? Сейчас все равно…

Адреналин циркулировал по крови в страшных дозах. Пространство размытое, одни силуэты и линии, как в окне несущейся на 220 км/ч машине. Я спешил: ступени, коридор, кухня. Включить чайник, открыть дверцу шкафа, достать две коробки с китайской лапшой (нет времени на полноценную еду). Список действий вместо мыслей.

Разум будто разделился, две половины. Один я не мог избавиться от того, что сделал, другой ругал электрический прибор за медлительность. Один дрожал: я никогда не причинял ей боли. Почти никогда… Хотелось сломать руки, пальцы, хоть что-нибудь. Нужна была боль. Случайно ли я обжегся кипятком? Чайник выплеснул или я разлил на себя? Точно не знаю, но вылилось много. Это вернуло к реальности: ко второму я. Он залил коробки, ждал приготовления лапши. На упаковке написано 5 минут. Считал по секундам. Без часов — я не уступал в точности. Прошло только 4:38. Черт с ним! Нельзя оставлять ее одну.

Я оставил коробки на полу перед комнатой. Сначала открыл дверь, думал, даже надеялся, что она нападет из-за угла, будет отбиваться. Хуже. Она лежала на кровати, рядом раскрытая книга и мобильный телефон. Ни следа слез, боли, грусти на лице. Ни гнева, ни отчаяния в глазах. И не улыбка, хотя близко. На 30 % похоже, но эмоция другая. Радостная охваченность мыслью? Я видел такое в полиции, когда находишь улику, способную раскрыть все дело. А теперь широкая, невольная улыбка. Кажется, она сама не осознавала ее, мысли были где-то далеко.

Что случилось за эти 6 минут 12 секунд?

Задумчивость исчезла, мой приход сбил концентрацию. Алисия читала книгу, игнорируя меня, сидящего на стуле, еду на тумбе. Точнее, делала вид: глаза двигались 3–4 строки и застывали. О чем она думает? Обо мне? О «лучшем, что было в ее жизни»? Обидные слова для отца. Все-таки она еще импульсивна, неопытна, наивна…

Иногда телефон пищал, оповещая о пришедшем сообщении. Она мгновенно хваталась за него, пальцы ловко нажимали на кнопки. Пятый — 100 %! Но этот разговор на потом, сейчас абсолютно не хотелось вспоминать